Радж снова застонал.
— Бесполезно, Фин.
Я увидел еще лент десять, которые были привязаны к ножкам столов и стульев. Полукруг из мебели вокруг отделял нас от стены оранжевого пламени, которое трещало и визжало, поднимаясь все выше благодаря отсутствию преград и обилию кислорода, пыли и бумаги. Нас обдавало жаром приближающегося огня. Язычки пламени не двигались куда-то в одну сторону — они собирались пожрать все вокруг себя.
Радж был прав, это безнадежно.
— Как связаться с Приити? — спросил я. — Ты говорил, что она только звонила тебе.
Он закашлялся. Я видел, как слюна вытекала у него изо рта.
— Номер ее абонентского ящика, — выговорил он, — 9735. Место называется Бейвиль.
— Я все выясню. Даю слово.
Казалось, Радж успокоился, словно приготовился умереть, сгореть заживо. Что натворил этот бедняга?
— Ты думаешь, я плохой человек? — спросил он.
Я бросил папку «Гакстейбл» на пол и поднял его голову. Я почувствовал, что у меня загорелась спина.
— Нет. Ты очень благородный парень. В таком плохом месте ты сумел сохранить благородство.
Такие люди, как Радж, обычно попадают под колеса чьего-то грузовика амбиций. Никто не оплакивает их уход из жизни, да и вряд ли кто-нибудь замечает его. Таких людей никто не благодарит, их вклады и жертвы остаются незамеченными в эйфории того успеха, которого они помогают достичь Аскари и его клиентам.
И вот награда.
— Спасибо тебе, — я крикнул эти слова ему на ухо. Он должен был услышать меня.
— Прости, что я взял тебя к Бабе Маме, — еле выговорил он. — Они заставили меня. Аскари заставил меня, но даже он повинуется кому-то еще. И не бойся, у тебя ничего не было с той девушкой. Я запретил ей, сэр. Они грязные девушки…
На полсекунды показалось, что пламя изменило свое направление и отступило.
Но потом оно снова пошло в атаку. У меня закружилась голова, когда я попытался встать на ноги. Волна пламени отбросила меня от связанного Раджа.
Я очнулся на куче обуглившейся бумаги. В десяти футах от меня был шар огня, в центре которого лежало что-то, напоминающее огромный чернеющий хот-дог.
Я отвернулся.
Дым сгустился. Казалось, огонь был везде. «Если я поползу не туда, то умру здесь вместе с Раджем», — понял я.
Проход в стойке — вот что мне надо найти. Потом можно добежать до лестницы и выбраться из этого ада.
Сначала надо найти стойку. Я пополз в сторону и уперся в другой стол.
Я не мог дышать. Втягивать в себя воздух было все равно что нюхать кирпич. Я развернулся и пополз в противоположную сторону. Я принялся похлопывать по полу, так как мои ладони утопали в кучах горящей бумаги и расплавленного пластика, капавшего с сидений стульев.
Что-то упало на пол неподалеку. Может, штукатурка с потолка, а может, и вентилятор. «Вот и все», — подумал я. Через пару часов я должен был быть на борту самолета, направляющегося в Нью-Йорк. В Нью-Йорке я был бы окутан солнечным светом, конечно, если Терри удалось бы все провернуть. И потом, вооружившись целой кипой бумаг из своего дипломата, я собирался расплющить всех этих ублюдков.
Но пока ничего не получалось.
Я начал падать. Я очень удивился, когда обнаружил, что передо мной ничего не было: ни стола, ни стула, ни стойки.
Я нашел проход.
Я отполз на несколько ярдов. Дым все еще был плотный, но жар менее интенсивный.
Затем я услышал крики и шаги. Я направился к ним и понял, что падаю. Дым немного рассеялся, и я вздохнул. Мне казалось, что я лечу по воздуху. Может, я умер?
Пожарный поймал меня.
Послышался звон, когда кислородный баллон, висевший у него за спиной, ударился о стол. Я услышал, как он закричал от боли и злости.
Пожарный попытался схватить меня.
Меня не надо было спасать, я спас себя сам. Я схватился за перила и пополз вниз по лестнице мимо целого ряда пожарных.
Я выбрался из здания. Собралась большая толпа: полиция, солдаты, пожарные и зеваки. Некоторые из них раскинули руки, словно хотели обнять меня и утешить. Я наорал на них.
Последовал громкий взрыв, и дождь из стекла и обломков обрушился на толпу.
Я побежал, как черт, по дороге и сразу же свернул в первый переулок, который увидел.
Прошло пять минут, прежде чем мои легкие стали воспринимать кислород.
Радж был мертв. Бедняга. Но я был жив. Обгоревший, но все же живой. У меня кололо в спине. Я попытался выгнуть шею, чтобы посмотреть на ранение, попытался нащупать эту рану. Мои глаза беспрерывно слезились, моргали, их жгло, но я заставил себя осмотреть место. Льняной костюм был прожжен, и сгорела рубашка. Я не мог разобрать, где заканчивалась обгоревшая ткань и начиналась обожженная плоть. Лучшим проводником была боль. Правая рука тоже очень сильно пострадала. На ней начинали затвердевать кусочки расплавленного пластика. Они отвалились, и на коже оставались ужасные пятна.
Я провел руками по волосам. Боже! У меня в руке была кучка пепла, а от моей шевелюры осталась лишь небольшая щетина.
Я похлопал по карману пиджака. У меня все еще был паспорт, деньги и билет на самолет. Но мне надо было вернуться в отель, чтобы забрать вещи. Я должен поторопиться и уехать в аэропорт, прежде чем кто-нибудь заинтересуется личностью обугленного человека, выскользнувшего из пожара в здании Аскари и самым неблагодарным способом отказавшегося от любой помощи.
Я слышал, как поблизости визжат сирены. Я слышал рев толпы. Казалось, людям очень нравилось представление.
Боль раскалывала меня пополам, и я почувствовал приступ тошноты. Мне надо вернуться в отель.
В конце улочки был небольшой рынок, ярко освещенный и даже сейчас все еще шумевший. У меня не было выбора. Я стал пробираться через него, стараясь держаться ровно и прямо. Люди пристально смотрели на меня. Дети скакали вокруг, иногда дотрагивались, и мне пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы не пнуть их.
Вдруг впереди я увидел дорогу. Черно-желтые такси проносились мимо, как злые шершни. Через пару секунд я буду на заднем сиденье одного из них. Я расслабился, но в ту же минуту приказал себе собраться с силами: до отеля еще далеко.
Кто-то вышел из темноты и встал между прилавками. Я увидел форму цвета хаки и дубинку, болтавшуюся на руке мужчины. Полицейский.
— Вам нужна помощь, сэр? — Крупное дружелюбное лицо выглянуло из-за дохлой курицы, висевшей на крюке.
Я отступил немного и ударился об угол прилавка, стоявшего позади меня. Боль пронзила меня, но я не собирался показывать этого.
— На самом деле я заблудился. Вы можете помочь мне? — Я услышал свой вудхаузовский акцент.
— Вы ранены, сэр.
Я вспомнил фильм без актеров, съемки которого видел по пути на улицу Доктор Дадабхой.
И беспечно рассмеялся, как человек, который точно не ранен.
— А, вы имеете в виду это, — сказал я, указывая на свою руку. — Нет, нет. Я актер.
Полицейский смотрел на меня с подозрением.
— Я не шучу, — я подошел к полицейскому. — Мы снимаем фильм где-то поблизости. На природе. Блокбастер.
Глаза мужчины расширились.
— Голли. Мне кажется, я слышал о нем. Где все это происходит?
— В этом-то все и дело. Был перерыв между съемками, я пошел прогуляться и, похоже, сбился с пути.
— Я поспрашиваю людей. Уверен, скоро мы узнаем, где вы были, и я провожу вас.
Я невозмутимо поднял какую-то пушинку с месива на моей правой руке.
— Нет, спасибо. Я хотел бы вернуться в отель. Режиссер наверняка взбешен, а я уже хорошо поработал на сегодня.
Полицейский смиренно кивнул. Чувствительность актера, ему этого было не понять. Но он читал об этом.
— Я думаю, вы остановились в отеле «Тадж», сэр, — сказал он.
— Конечно.
Он пристально посмотрел на меня:
— Вы известный актер?