Результат был еще хуже. Д, потом что-то — цифра с точкой, потом — С, В, Т, В, В, Н…
Не было никакого смысла продолжать. Если это было правильно, тогда это означало, что внутри кода был второй код, и я не был уверен, что у меня было достаточно выдержки или что мои серые клетки справятся с ЭТИМ.
Затем я посчитал, что дерево ююба было двумя словами. Д, что-то, САИХОЧЕТКУКОЛДАЛХИДГСИ, что-то, ЗЕМЛЯ, что-то, ОВ.
Это тоже не выглядело особо хорошо, но хотя бы начали вырисовываться слова. Начало смысла, тень значения.
ХОТЕТЬ, КУКЛЫ, ЗЕМЛЯ. С точки зрения статистики, это граничило с невозможным, что эти слова могли получиться случайно. Я нашел отправную точку, но у меня пока не было еще никакого смысла, о чем было это письмо.
Я посмотрел на «Д, что-то, САИ». А что если это ДЕСАИ? Индийское имя. Парень из Индии, хочет что-то купить. Кукол? Конечно же, нет. ЗЕМЛЮ, может быть. А может, КУКЛЫ просто означали доллары.
Индия хочет доллары за землю.
ОВ, что значило ЭТО? Церковь.
ДОВ. Сокращение от годовой. Годовая покупка земли.
Парень из Индии по имени Десаи хочет доллары за покупку земли.
Я откинулся на спинку стула и стал смотреть на фотографию «Джулии» Я весь вспотел от волнения.
Я притормозил. У меня было семь писем. Это было самое короткое, и я перевел всего лишь одно предложение. Я буду переводить все это до второго пришествия. Я мог закончить работать над бумагами в тюрьме или в каком-нибудь закутке загробной жизни, если меня прикончат.
Мне нужны были правила, а не догадки. Используя лишь догадки, я прокопаюсь слишком долго. Я посмотрел на часы. Половина первого дня. М-да, все тянулось слишком долго.
Час спустя я уже разобрался с правилами. Я знал, что буква Е была наиболее часто встречающейся. Я еще раз внимательно перечитал отрывок из «Близнецов» и обратил внимание на то, что там не было слов, начинающихся с буквы Е. Это объясняло нестандартное кодирование для буквы Е в имени ДЕСАИ. Но она больше нигде не повторялась. Было достаточно оснований полагать, что если буква Е была наиболее часто встречающейся, тогда она показывалась бы везде как маяк, если один и тот же код применялся во всем тексте. Но это будет слишком просто. Но тот, кто писал этот код, не хотел бы, чтобы букву Е было слишком сложно распознать и для человека, знающего шифр.
Где же тогда была Е?
А вот где — числа, состоящие из трех цифр. Это были лишь случайные отвлекающие маневры. Неважно, что это было за число, они всегда обозначали букву Е. Конечно, в другом письме мог быть выбран параграф для расшифровки кода, где слова начинались бы с этой буквы. В этом случае ухищрение с тремя цифрами могло бы быть не нужно, только если там было не больше слова или двух, начинающихся с буквы Е, но тогда опять возникала проблема с маяком.
Я проверил другие письма. В некоторых были числа, состоящие из трех цифр, в других их не было. Это уже имело какой-то смысл.
Я понял еще кое-что. Там не было цифр между пятьюдесятью и ста. Если буква Е обозначалась любой цифрой больше ста, это означало, что все остальные буквы будут находиться в диапазоне цифр от одного до пятидесяти.
Я решил, что нумерация была сделаны блоками по пятьдесят. Это было уже не так сложно расшифровать. Мне это даже нравилось.
А что с точками? Я предположил, что это были варианты решения проблемы с буквой Е. Некоторые буквы не оказывались первыми в словах отрывка из «Близнецов». К, Г и В были примерами. Итак, тот, кто писал код, находил слово с определенной буквой в нем, и точки означали, сколько букв надо было пропустить читателю, чтобы дойти до нужной в этом слове. Поэтому когда у нас было, например: …43, я отсчитывал сорок третье слово — «шесть». Отсчитывал три точки, и буква оказывалась С.
Черт. Точки, координаты, опоры. Спасибо, Эрни.
Но встречались еще и точки, которые стояли над словами. Это отняло у меня больше времени, но тот факт, что весь код был построен из блоков слов по пятьдесят, помог мне. Точки сверху объясняли, в каком блоке надо было смотреть. Еще одна основа.
Так, например: …9, означало, что мне надо было искать третью букву в девятом слове третьего блока из пятидесяти слов.
П. И это было правильно. П от победа.
Я немножко отдохнул и посмотрел, чего я достиг. Я взглянул на часы. Было уже два часа дня. Я понял, что мне надо было еще перевести семь писем менее чем за два часа, полагая, что мне надо было сойтись с новым планом, который уже формировался у меня в голове, в круговерти цифр, букв и точек. И у меня болело бедро. Ощупывая брюки, я застонал, когда нашел липкое влажное пятно вокруг кармана. Я почувствовал, что в ране была инфекция. Мой пот был не только от волнения, это уже была лихорадка.
Прежде чем расшифровать остальные письма, я должен был сделать еще одну вещь.
Я поднял трубку телефона, который стоял на столе, — блестящая синяя модель моторного катера с динамиком, микрофоном и кнопками.
Я попытался позвонить Кэрол еще раз. Опять услышал лишь автоответчик, на этот раз сообщение уже отличалось от предыдущего. Она говорила, что она устала, она была измучена тем, что сделала. Она устала от всех и от меня в том числе. Она хотела, чтобы все оставили ее хоть на время в покое, и она перезвонит позже. Может быть.
Я пытался проанализировать голос, словно это была еще одна модель кода «Близнецов», поддающаяся только одному переводу, словно у нее было лишь одно значение. Я прослушал сообщение еще два раза. Но я лишь больше сбивался с толку с каждым разом. Может быть, все и было так, как она сказала. Но: устала от всех. Включая тебя.
У меня не было времени, чтобы анализировать это, как бы сделали в Святой Сесилии.
Я позвонил напрямую Мэндипу. На телефон, который стоял в его закутке около стойки администрации. Трубку подняла секретарь. Я не узнал ее голоса.
— Его нет, — грубо сказала она. Вежливый вопрос о возможности его возвращения в ближайшее время был встречен таким же бесцеремонным ответом.
— Кто вы? — спросила она.
Я тот парень, чью жизнь разрушил этот уважаемый, пусть и немного помятый пожилой человек, чье имя скоро будет на печатных бланках. Вот кто это был. — Это неважно, — сказал я и повесил трубку.
Сказать, что я надеялся, что Мэндип сам возьмет трубку, значило сказать мало. Как бы ни был сложен разговор с ним, у нас были общие моменты, которые произошли в прошлом с нами обоими. В нашем разговоре все было бы как обычно. Мы оба знали острые углы и где надо было подумать.
Но с Джимом Макинтайром меня ничего не связывало. Он сбивал меня с толку.
— Он на совещании, — мягко ответила секретарь Макинтайра. Милый голос. И похож на голос Полы. Казалось, что старые привычки не могли уйти так легко от Макинтайра.
— Не могли бы вы сказать ему, что это срочно?
— Как вас представить? — В ее голосе был оттенок скептицизма, словно имя, которое я дал бы, не могло оторвать его от того, чем он занимался, даже если он просто полировал ногти.
— Билл Близнец.
— Сэр? — Может, она была не очень хорошей секретаршей. Мой отец всегда говорил, что ни один секретарь не должен выражать удивление по поводу имени звонящего. Его любимым примером был клиент по фамилии Драчунов.
— Близнец. Б-л-и-з-…
— Спасибо, я поняла. — Послышался щелчок, когда она переключила меня в режим ожидания в телефонной сети «Шустер Маннхайм».
— Кто это? — Голос, полный нетерпения и уверенности. Неоспоримый авторитет был виден даже в этих двух словах. М-да, тоже достижение.
Я не стал опять представляться. Поэтому я сразу перешел к делам.
— Я понимаю, что слияние заканчивается в пять часов, — сказал я. Я чувствовал, что у меня немного дрожал голос.
— Кто это? — Все выглядело так, словно мы еще и не начинали разговор.
— Я думал, что ваш секретарь передала вам мое имя. — На этот раз я говорил немного более низким голосом.
Последовала пауза.
— Бордер, — сказал он. Мое имя было выдохнуто с отвращением, как что-то гниющее, которое надо было вынуть из зубов.