– Уильма?
– Подумать только – увидеть вас здесь! Садитесь поудобнее. Если возможно удобство в этой вонючей дыре.
– Что, ради всего святого, заставило вас пойти на это?
– Ну и вопрос!
– Я его задал.
– Ладно. Мне все наскучило. Все это дурачье, болтающее и хохочущее. Я нашла пилюли в аптечке и приняла их. Вам когда-нибудь делали выкачивание желудка? Это ничего себе испытание.
– Наверно, вам стоило бы посетить психиатра?
– Я встречаюсь с психиатром последние две недели. Он зауряден, но у него удивительно завиваются ресницы. Три раза в неделю по пятьдесят минут сижу, глядя на его ресницы. Это завораживает. Я могу увлечься им. С другой стороны, он может надоесть. На черта мне сдались эти ресницы!
– Вы этим всерьез озабочены?
– Я устала, приятель. Выкатывайся.
Не прошло двух месяцев, как ресницы психиатра наскучили Уильме. И она перестала встречаться с ним.
Руперт вернулся к письму:
"...Я могла говорить о Уильме часами, – что неоднократно случалось, – но, кажется, так и не получила ясного представления о ней. Жаль, вся ее энергия и сила не были направлены по созидательным каналам. Было бы куда лучше, если бы ей пришлось самой содержать себя, вместо того чтобы жить на алименты. Кстати, нам не удалось выяснить, где сейчас находится муж Уильмы, Роберт Виат, и сообщить ему о ее смерти. Вряд ли это вызовет его интерес. Разве лишь потому, что сохранит ему деньги.
Вас могла удивить серебряная шкатулка. Она оказалась среди вещей Уильмы, присланных мне из Мехико. Должно быть, ее помяли при пересылке, но все равно это прекрасная вещь. Эрл и я обнаружили вашу монограмму на внутренней стороне крышки и предположили, что Уильма собиралась подарить ее вам. Уильма всегда говорила о вас с большой приязнью, и я знаю, как терпеливо вы и Эми переносили ее "выходки", по выражению Эрла. Пожалуйста, сохраните шкатулку в память о ней.
Передайте Эми наши лучшие пожелания, и спасибо еще раз за красивую гирлянду. Желтые розы всегда были любимыми цветами Уильмы. Как замечательно, что вы вспомнили об этом.
Искренне ваша
Руфь Сюлливан".
Желтые розы.
Однажды Уильма сказала:
– Когда я умру, надеюсь, кто-нибудь пришлет мне желтые розы. Как вы насчет этого, Руперт?
– Заметано. Если я еще буду сам на свете.
– Это обещано?
– Разумеется.
– Обещанное покойнику легко нарушить. Когда я думаю о всех обещаниях, которые я давала моим родителям! Если я выполнила хоть что-то, то по чистой случайности. Словом, забудьте все это... Забудете?
– Думаю, – чопорно вмешалась Эми, – воспитанные люди не должны говорить о собственных похоронах...
Руперт бросил в огонь письмо и конверт. Потом нехотя взял шкатулку, словно опасаясь прикасаться к ней. Она напоминала гроб. Но не гроб Уильмы. Инициалы на крышке принадлежали ему.
Он отправился в гараж, спрятав под пальто шкатулку.
Через полчаса Руперт приблизился к середине Моста Золотых Ворот. Там он швырнул серебряный гробик за перила. Тот погрузился сначала в туман, потом – в море.
Глава 12
Взлетно-посадочные полосы Интернационального аэропорта отпотели под неожиданно выглянувшим солнцем, и приземлившиеся за ночь самолеты отправлялись по всем направлениям, едва открывалось пространство для взлета. Внутри стеклянных стен громкоговоритель, словно невидимый деспот, раздавал приказания своим подданным: "Пан-Американ, полет 509 в Гавайи, идет посадка у ворот семь... Мистер Поль Митчел регистрируйтесь в Соединенных Воздушных Линиях, мистер Поль Митчел... Трансмировая Линия, вылет 703 в Чикаго и Нью-Йорк задерживается на полчаса... Не пытайтесь сесть в самолет, пока не будет объявлен номер вашего полета... Открыта посадка у ворот семь для полета 509 в Гавайи... Миссис Джеймс Шварц, повторяю, миссис Джеймс Шварц, ваш билет в Даллас, Техас, не действителен... Отметьтесь немедленно у кассы Трансмировой Линии... Десятые ворота открыты для пассажиров 314 в Сиэтл..."
За прилавком Вест Эйр Лайнс, розовощекий молодой человек в очках с роговой оправой, занимался какой-то бумажной деятельностью. Именная дощечка гласила, что его зовут Чарлз Э. Смит.
Когда к его окошку подошел Додд, молодой человек спросил, не поднимая глаз.
– Чем могу служить?
– Мне бы билетик на Луну.
– Какого черта... О! Да это Додд. Что, кого-нибудь убили?
– Да, – любезно сообщил Додд, – вся твоя семья, включая двоюродную сестричку Мабель, стерта с лица земли бомбой сумасшедшего.
– Я готов признаться.
– Славный парень.
– Что еще новенького?
– Плачу за информацию, Смитти.
– Слушаю.
– Воскресным вечером четырнадцатого сентября супружеская пара предположительно приземлилась здесь после полета из Мехико-Сити. Мне надо узнать, вдвоем они вышли из самолета, или кто-нибудь из них, или ни один из них?
– С виду вроде бы просто, – заметил Смитти. – А на деле совсем не так.
– Вы сохраняете списки пассажиров, не так ли?
– Разумеется, два года храним списки, где можно найти имя каждого пассажира, севшего в наш самолет.
Додд нетерпеливо поощрил:
– Ну...
– Я сказал – севшего. Мы здесь работаем не для поправки здоровья. Мы собираем плату за проезд и пропускаем пассажиров на борт самолета. Где они будут выходить – не наша забота.
– Вы хотите сказать: если, взяв билет до Нью-Йорка, я выйду в Чикаго, никто не заметит этого?
– Это не войдет в списки, – подтвердил Смитти. – Впрочем, кое-кто мог заметить разницу.
– Кто именно?
– Член команды. Одна из стюардесс могла заприметить вас, потому что вы пробовали получить второй обед или выпивали перед обедом три мартини вместо одного. Это может быть радист, или помощник пилота, или пилот – они все прогуливаются по самолету, а иногда останавливаются поболтать с пассажирами.
– А вы сохраняете списки команды каждого полета?
– Специальный клерк сохраняет.
– Что, если посмотреть за четырнадцатое сентября. Хорошо бы заодно проверить и тринадцатое.
Смит снял очки и протер глаза:
– Каким это делом вы занимаетесь, Додд?
– Оно никогда не бывает чистым.
– Это я знаю, но что в нем запутано?
– Любовь, ненависть, деньги, выбирайте, что хотите.
– Я беру деньги, – ласково сказал Смит.
– Не намекаете ли вы на... что не отказались бы от взятки? Это удар для меня, сынок, поистине ужасный уд...
– Подождите в кофейной лавочке. Я кончаю работать через пятнадцать минут.
Кофейня была битком набита. Легко было узнать тех, кто ждал самолета. Они ели беспокойно, один глаз на часах, одно ухо на громкоговорителе. Женщины суетились со своими шляпками и сумочками, мужчины проверяли билеты. У всех был напряженный и раздраженный вид. Додд подумал: куда подевались счастливые путешественники, каких встречаешь на рекламах.
Он протолкался к прилавку, заказал кофе и датское печенье. Невольно подслушал разговор двух пожилых дам, отправляющихся на экскурсию в Даллас:
– Чувствую, что забыла что-то. Прямо уверена...
– Газ. Ты не забыла выключить газ?
– Наверняка забыла! Я думаю, что забыла. О Господи!
– Надеюсь, ты захватила драмамин?
– Вот он. Только от него никакой радости. Меня уже подташнивает.
– Вообразить только наглость, с какой меня заставили взвесить сумочку вместе с багажом, потому что она чуть-чуть больше положенного размера.
– Даже если я не выключила газ, дом от этого не взорвется?
– Прими драмамин. Он успокоит твои нервы.
Когда они ушли, Додд мысленно пожелал им доброго пути и перебросил свое пальто через освободившийся табурет, чтобы занять его для Смитти.
Он допивал вторую чашку кофе, когда вошел Смитти.
– Сделано?