Демографический подъём в арийском обществе не был изначальном, как сформировалась данная система жён и коров, а произошёл в виде взрыва в результате культовой реформы. И жёны, и коровы пополнялись у арийцев из одной среды - жителей Страны Рек, которых выкупали, выигрывали, воровали и просто отбирали у слабых либо обманом, либо силой. У речников была сформирована идеальная, по тем временам, система деторождения, позволяющая им держать под строгим контролем численность народонаселения. Они в одно время зачинали детей, и в одно время все рожали. Рожали в стерильных условиях - в банях и послеродовой период в течении шести седмиц, проводили там же, что обеспечивало очень большой процент выживаемости грудничков в первые дни. Родовспоможением занимались самые опытнейшие члены бабняка - повитухи, как правило, большухи родов, для которых это было святой обязанностью и знали они его в совершенстве. Дети, рождённые в конце весны до наступления холодов, успевали окрепнуть. Хорошо развитое травничество, умение справляться с различными заболеваниями природными средствами, замкнутый и строго контролируемый процесс подрастания детей, сводило к минимуму детскую смертность. Эти отлично подготовленные для родов и выхаживания потомства женщины попадали в арийское, патриархальное общество, где у них отнимали их старую веру и страхом в замесе с силой стали прививать новую. Естественно, что арийские мужчины не могли смериться с тем, что им можно соединяться с женщинами, полностью им принадлежащими, только в определённое время. Они хотели заниматься этим, когда они захотят, как они захотят и где они захотят. Но не смотря на все свои старания, коровы беременели исключительно на Купальную седмицу, а рожали на Родовую и исключения были крайне редки. Все дело в том, что женщины Страны Рек не только в совершенстве владели искусством зачатия, но и обладали знаниями и умениями контрацепции. И арийцы ничего с этим сделать не могли. Хозяйские коровы порой шли на откровенный саботаж - не беременея даже на Купальную седмицу, лишая хозяина прироста рабочей силы, т.е. роста экономического благосостояния и самое главное, лишая его грудного молока, так необходимого для приготовления божественного наркотика - сомы. Такие случаи были не единичны и ставили перед арийским обществом серьёзные проблемы. Жрецы, которые являлись хозяевами своих коров, притом их коровники были самыми многочисленными, нашли простое и радикальное решение этой проблемы. Так как всё что происходит, согласно верованиям, происходит по воле богов, они обратились к асурам и спросили: "За что наказываете?" и те соответственно ответили, пожаловавшись на то, что у людей коровы есть, а у богов нет и якобы потребовали от людей коров. Что жрецы и выполнили. Выявив заводилу одного из мятежей, её прилюдно сожгли, передав данную брыкающуюся корову с помощью Агни, бога огня, на небо к остальным богам. Так в одночасье появился обряд жертвоприношения, который удивительным или как объявили жрецы, чудесным образом решил проблему саботажа. Никакой их женщин не захотелось быть следующей. Жертвы плодородию стали регулярными. Коровы из-за страха за жизнь старались забеременеть чуть ли не наперегонки. Теперь женская половина держалась в постоянном страхе не только перед богами-асурами с их законами Рита, но и вполне реально осязаемыми ритуалами жертвоприношения. Ту, которая по каким-то причинам не могла или не хотела рожать, попросту прилюдно приносили в жертву. Эта реформа в культе вероисповедания арийцев и стала той бомбой, которая произвела демографический взрыв в их обществе.
Ватаги при коровниках создавались сами по себе и сами себе были предоставлены. Ватага Индры не была исключением. Хозяин лишь в определённый сезон года использовал их для сбора мухоморов в лесах, ну и так изредка по мелочёвке, притом он не опускался до личного присутствия, а кого-нибудь посылал с поручением. К тому времени, когда Индра достиг возраста перехода в работники, его ватага, да и весь его родной бабняк, оказался попросту забыт и брошен на произвол, на само выживание. Их никто не кормил, их никто не снабжал. Почему так произошло никто не знал. Всё говорило о том, что их списали в гои, изгнав из арийского общества. Как, за что, почему, Индра не знал. Им никто ничего не объявлял, никто ничего не объяснял.
Коровник Индры оказался в бедственном положении. Сам Индра, к тому времени став атаманом ватаги, вынужден был взять процесс выживания коровника в свои руки, так как при коровнике единственными "мужиками" были пацаны ватаги. Будучи уже переростком, как и весь ближний круг, пользуясь полной бесконтрольностью со стороны хозяйских людей, он развил бурную деятельность. Молодой атаман не только был физически силен не погодам, но и по-своему умён, правда, с паталогическим уклоном. Ум и хитрость, не затуманенная морально-этическим мусором, были сконцентрированы на силе и её применении. Его пацаны, прорыв подкоп в городское хранилище Сомы, регулярно её оттуда потихоньку таскали и как результат, все подсели на это агрессивно действующее пойло. В один прекрасный день его ватага превратилась в хорошо организованную, мощную банду, с которой, как ни странно, никто не боролся. Он с лёгкостью подмял под себя все соседние ватаги, кого-то "прибрав" к своей банде, остальных заставил работать на себя и коровник, находящийся на его иждивении. Власть молодого Индры, в определённом округе поселений, была безоговорочной и это ему нравилось. Огромная территория вокруг их захолустного селения, как минное поле, была усеяна силками, хитроумными ловушками, непролазными завалами, ловчими ямами и рвами. Женщины увеличили огороды, превратив их в целые плантации, на которых трудились от мала до велика, целое подразделение его ватаги специализировалось на охоте. И это были единственные добропорядочные деяния, которые они совершали. Банда Индры вышла на кровавую охоту. Но новоиспечённому главарю хватило ума не "пакостить" возле дома, а направить всю свою преступную деятельность подальше, на стада речников. Пусть они были значительно дальше, но так было гораздо спокойней за своё поселение, за мамок-коров и малых ребятишек. Добыв волчьи и медвежьи шкуры, они проводили целые хитроумные операции по уменьшению поголовья "речного" скота, устраивая все, как деяния лесных хищников. Гений извращённого ума Индры, планировавшего набеги с такой фантастической точностью, что при этом не попались ни разу. И, наконец, в один хмурый, непогожий день, атаман с ближним кругом, опоенные Сомой, во время очередного рейда за мясом, нечаянно наткнулись на обоз с продовольствием, который взрослые мужики из Страны Рек везли в город на обмен и продажу. Он расценил его как законную добычу. Притом малолетняя банда не просто ограбили обоз, а поубивали всех сопровождающих, спрятав все следы их существования. Дело было не мыслимое, но поразмыслив, что все они и так уже гои де-факто и терять им уже просто нечего, Индра решил действовать именно так - по-звериному жестоко. Первая пролитая кровь, прошла абсолютно безнаказанно. Обоза даже не хватились. Может речники со временем и хватились, даже хватились наверняка, но Индра об этом ничего так и не узнал. Безнаказанность родила вседозволенность и охота на обозы и речников, приняла постоянный характер.
В одном из очередных рейдов, шайка Индры вышла в район баймака, где когда-то повстречался с маленькой рыжей бестией. Как ни странно, но эта девчонка глубоко запала ему в память. Его давно уже подмывало "погулять" в эти края, но что-то постоянно останавливало. Постоянно перенаправляло его бурную бандитскую деятельность в сторону от этих краёв. И вот все-таки очередь дошла и до здешних мест. Оставив отряд у загона готовиться к "волчьей" охоте, он в одиночку, незаметно прокрался в стойбище бабняка. Это была полная глупость, но ему очень хотелось её увидеть. Он сам даже не мог объяснить эту непонятную, щемящую где-то внутри тягу, буквально тащившую его за шкирку. Индра пошёл один, потому что боялся в этом признаться хоть кому-нибудь. Он задыхался от неловкости и стеснения перед пацанами, а вдруг кто из них узнает о его слабости, такого сильного, властного, непоколебимого в своих решениях. Он разрывался на две половинки: одна желала видеть её, вторая не желала, чтоб об этом кто-нибудь узнал. Невероятным усилием воли, он удерживал видимое спокойствие, давая последние указания. Отряд остался ждать, а он ушёл, наиграно спокойно, но как только скрылся за холмом, густо порытым высокой травой, перешёл на бег. Сердце отчаянно колотилось, лицо горело огнём, мурашки табуном бегали по всему телу. Эйфория топила его разум, и он захлёбывался в упоении ею.