Выбрать главу

Элька вышла во двор, нагребла из-под снега несколько охапок соломы, принесла в землянку и затопила плиту. Солома сразу вспыхнула, затрещала, на пол легли веселые отблески огня. Элька развязала платок, сбросила с себя полушубок и принялась наводить порядок в комнате. Нагрев на плите воду, помыла посуду, потом вскипятила чайник. Когда в землянке потеплело, Элька, отодвинув кровать от окна, напоила больную чаем. Рая смотрела на нее воспаленными глазами и молчала.

К утру Рае стало легче. Она узнала Эльку, хлопотавшую у печки, и глаза ее тепло засветились.

7

С того дня, как Шефтл узнал о том, что приехала Элька, и увидел ее из окна, жизнь у него как бы раскололась надвое, и то, что раньше забирало его всего целиком, сейчас словно бы стало второстепенным. Он по-прежнему занимался хозяйством, делал все, что положено рачительному землеробу делать зимой. Конюшня, как всегда, была у него чисто прибрана, лошадь напоена, ухожена, навоз аккуратно сложен в углу двора. Вот только в хате он не мог сидеть. Уже давно собирался починить упряжь, а она все еще валяется в углу горницы. Примется Шефтл ее чинить, поковыряется от силы полчаса, а потом вспомнит, что надо кое-что сделать во дворе, и поспешно выйдет из хаты. Сейчас самое главное для него — не упустить Эльку. Пройдет она мимо его двора или где-нибудь неподалеку, пусть увидит, что он дома, — может, и завернет.

Но вот уже пятый день, как она приехала, подходит к концу, а повидаться все еще не довелось. Шефтл поджидал ее вечерами на улице: вдруг посчастливится и он встретит Эльку одну, без людей… Сколько раз Шефтл приходил к ставку, все надеялся, что ее потянет туда, — ведь здесь они впервые увидели друг друга… Неужели и это Элька позабыла?

Мать с Зелдой видели, что Шефтл сам не свой. Что касается старухи, то ее это мало трогало, — слава богу, хоть перестал к ней придираться. А Зелда, лежа на кушетке — как на грех, все нездоровилось, — лишь молча следила за Шефтлом своими карими с поволокой глазами в те редкие часы, когда муж бывал в хате, и еле сдерживала слезы.

Может, потому Шефтл такой хмурый, что она, Зелда, все болеет? Молодая женщина поднялась с кушетки и подошла к мужу, который только сейчас вернулся со двора и сел чинить упряжь.

— Шефтл! Ты с утра ничего не ел… Я сварила картошку в мундире, ты ведь любишь…

— Мне не хочется есть.

— Что с тобой, Шефтл? Тебе неможется? — Она села рядом с ним.

— С чего ты это взяла? — Шефтл поморщился и изо всех сил загнал шило в постромку.

— Может быть, принесешь воды? — помолчав, тихо сказала Зелда. — Я хочу замесить тесто. Ведь всего полбуханки осталось…

— Куда тебе, ты ведь больна… — угрюмо отозвался он, не отрывая глаз от постромки.

— Ничего, мне лучше… Ну да… Я, кажется, совсем выздоровела.

— Да и муки всего полмешка осталось…

Но он все-таки встал, взял ведра и тяжелыми шагами вышел из хаты.

Зелда поднялась с табуретки. Перед ее глазами все поплыло, и она еле удержалась на ногах. Нет, эта проклятая хворь никогда ее не отпустит. Она нарочно сказала Шефтлу, что чувствует себя лучше. Думала — обрадуется, а он даже не взглянул на нее. Неужели разлюбил?… Ну конечно… Кто это любит больную жену? Но что она может сделать? Если бы поехать к доктору и взять у него лекарство… Тогда бы она, наверно, скоро выздоровела и Шефтл стал бы ее любить, как прежде. Голова снова закружилась, но она решила не поддаваться. Пусть Шефтл увидит, что она вовсе не так больна. Зелда взяла макитру, насыпала в нее муку, осторожно, чтобы ни крупинки не просыпать на пол, — Шефтл этого не выносит. Потом, положив закваску в макитру, поставила ее на табурет. Тяжело дыша, Зелда месила тесто и радовалась, что мужу это, может быть, понравится и он повеселеет.

Шефтл вскоре вернулся с полными ведрами воды. Зелда подняла макитру, хотела переставить ее на лавку, но тяжелая посудина выскользнула у нее из рук, с треском упала на пол и разбилась.

— Ой, горе мне! — выглянула из-за печи старуха. — Она таки разбила макитру, такую дорогую макитру, несчастье мое…

Шефтл, не выпуская из рук ведер с водой, молчал. Прислонившись к стене, Зелда впервые при нем расплакалась.

— Ах, чтоб оно сгорело! — Шефтл с шумом опустил ведра на земляной пол, так что вода расплескалась. — Тебя только здесь не хватало! — напустился он на мать. Он изо всех сил хлопнул дверью и вышел из дома. Долго он шагал по занесенному снегом двору, пока лютый мороз не загнал его обратно в хату.

Зелды в кухне не было.

— Где она? — спросил он лежавшую на печи старуху.

— Там, в горнице… Макитру она ведь уже, слава богу, разбила.