— Сейчас же отпустите меня, — негромко проговорила Элька, и в голосе ее послышалось такое отвращение, что Синяков невольно разжал руки.
Элька решительно подошла к стене, сняла с гвоздя бурку, положила на табурет.
— Уходите.
— Ну-ну… Я просто пошутил, — пробормотал Синяков, взяв бурку. — Не сердитесь на меня.
— Я не сержусь. Всего доброго.
Синяков ушел. Элька села на кровать, подперла голову кулаком.
«Так тебе и надо! — ожесточенно бранила она себя. — Дождалась! Тискают, как последнюю… Раскисла, захотелось, чтобы пожалели…» Разве за этим ее сюда послали? Надо было заставить Синякова подумать, как помочь колхозникам с хлебом, выручить людей, а она… Как же сейчас быть? Что делать? С кем посоветоваться? Может быть, поехать в райком, к Миколе Степановичу, с ним поговорить?
От этой мысли у Эльки стало немного легче на душе.
Всю ночь в хате горел свет. Вечером Зелде стало так худо, что даже старуха всполошилась.
— Горе ты мое! — ломала она руки. — Шефтл, не стой ты без дела! Может, затопить печь и прикладывать ей горячие кирпичи к ногам?
Шефтл, босой, в холщовой распоясанной рубахе, растерянно топтался по хате, с досадой почесывал давно не бритую щеку.
— О господи, мало мы намучились! — причитала старуха, шаркая опорками по полу. — Так я и знала, что быть беде: недаром кошка всю ночь скреблась под кроватью, чтоб ей удавиться…
Шефтл натаскал соломы, старуха затопила печь и, прикладывая Зелде горячие кирпичи к ногам, без устали ворчала:
— Камень бесчувственный! Палец о палец не ударит, даже не посидит возле хворой жены…
Она видела, как больно это Зелде, и теперь по-бабьи жалела невестку.
— Ну, заболела жена — что из того, не бросать же ее. Ничего, еще выздоровеет…
Рано утром Шефтл запряг кобылу в кособокие сани и повез Зелду в Святодуховку, к доктору. То, что приходится гнать кобылу в такую даль, было ему горше горького. Но что поделаешь! Так уж у него идет одно к одному…
Стоял мягкий морозец. На свежем воздухе Зелде стало полегче, и, пригревшись в старом тулупе, она задремала. Сани еле тащились.
Шефтл сидел на передке. Он сгорбился, словно все его горести разом навалились ему на спину, и печально смотрел на свою отощавшую кобылу. Вот оно, все, что осталось от его хозяйства. Столько лет гнул спину от зари до зари, и в дождь, и в жару, и в метель, работал как вол, жалел съесть лишний кусок хлеба, урезывал себя в чем только мог, сберегал каждую кроху, лишь бы стать хозяином, соседям на зависть. А теперь ему стыдно показаться им на глаза. Все у него пошло вверх колесами и становится все хуже и хуже. Бог знает, как он дотянет до весны… Руки опускаются, и опять же помощи ждать неоткуда. А у них, в колхозе, по-иному, о них заботятся… Он, Шефтл, уж и рад бы ухватиться за колхоз. Если б взяли его, он, ей-богу, пошел бы… Видно, не только с двумя, но и с четырьмя руками одному на своей полосе не управиться. Видно, она была права, Элька, люди работают сообща, государство дает машины, им и легче. И его берет досада на самого себя. Давно ли ему предлагали, просили, уговаривали, а сейчас никому до него дела нет, и ей, Эльке, тоже… Вот же она видела его мать, а о нем даже не спросила. Должно быть, узнала, что он женился, и сердится, подумал Шефтл…
Зелда проснулась, когда сани были уже в Святодуховской балке. Она слышала, как Шефтл ожесточенно понукал кобылу, и чувствовала себя виноватой — причиняет ему столько хлопот. А ведь раньше он был совсем другим, веселым. И любил ее… Она нарочно старается вспомнить все то доброе и веселое, что было в их совместной жизни, но от воспоминаний становится еще тяжелее. Эх, выздороветь бы…
— Шефтл! — окликнула она мужа, приподнявшись на локте.
Он, видно, не услышал.
— Шефтл!
— А? — нехотя отозвался он.
— Знаешь, Шефтл, мне будто легче… Садись сюда, поближе. — Ей так хотелось, чтоб он подсел к ней, обнял, прижал к себе. Сделай он это сейчас, век бы, кажется не забыла.
Но Шефтл не шевелился.
— Шефтл, знаешь, кого я вчера повстречала? — снова начала Зелда. Ей так хотелось поговорить с ним. — Знаешь, кого?
— Откуда мне знать… Но-о!
— Эльку Руднер.
— Эльку? — Он обернулся к ней. — Где ты ее видела?
— Днем, когда ходила к Зоготихе занимать отруби, — торопливо ответила Зелда, радуясь, что Шефтл оживился. — Против амбара.
— Против амбара… — протянул Шефтл, точно ждал другого. — А она… ты с ней говорила?
— Нет, я ее издали видела. Такая стала красивая, еще лучше, чем прежде. Знаешь, с кем она шла? С агрономом.
— С Синяковым?