- А ну, освободите все помещение, - вдруг начальственно приказал Кондратюк. - Все назад и скорым обратным ходом наружу, в первый же попавшийся люк. - Сел на пол, поспешно разулся, снял обмундирование, остался в одних трусах. Объяснил деловито: - Это я, чтобы чувствовать, за что цепляюсь.
- Товарищ Кондратюк, отставить.
- Нельзя отставить, товарищ Зуев, - сердито сказал Кондратюк, посветил фонарем между штабелей. - Видите, шнуром напутано, и провода тонкие, а это вот не прокладка, а взрыв-пакеты.
- Ничего не трогайте!
- Я, допустим, не трону, - хмуро сказал Кондратюк, - а крысы вас тоже послушают? Шастают, заденут, допустим, проволоку, взрыватель натяжного действия и сработает.
Убеждал:
- Я хоть не все, а кое-что обезврежу. - Поколебавшись, добавил: Конечно, если желающий светить останется, с обеих рук действовать мне ловчее. Потом такое мое пока временное соображение. Они, видать, только у баллонов головки сшибать желали, взрыв-пакеты мелкие и все под головками уложены, а банки что? Жесть! Их чуть поддашь - и лопнут. Значит, если рванет, не очень основательно. Главное - газ. Так мы же противогазами оборудованы. Мне, конечно, ни к чему, только мешает. Да и не поможет, если хлопок. А вы все обождите в безопасном боковом ходу за стенкой. Я тут сначала, ни к чему не прикасаясь, так только сориентируюсь. Доложу. Тогда и будет окончательное ваше решение.
Буков остался светить двумя фонарями Кондратюку.
Кондратюк с кошачьей грацией продвигался между штабелями баллонов и банок, белея своим грузным нагим телом, отрывисто давая указания, куда светить. Иногда он бормотал, как бы поясняя самому себе:
- Это фокус на дурака. Штука плевая. Ишь ты, терочный поставили! Отсырел, не сработает. Ага, химическим перестраховались. Думали, я с кусачками, чтобы раздавил, да?
Вернулся, надел на шею брезентовую сумку с инструментом. Продолжал возиться, приговаривая:
- Еще один зуб дернул, теперь не укусит.
Обрадованно объявил:
- А вот она, самая главная гадючка в броневой шкурке. Ну пока, кажется, все.
Подошел к Букову, доложил:
- Взрывоопасность в основном ликвидирована. - Помедлил, переступая босыми ногами, просительно произнес: - Мне бы еще минуток столько же покопаться для гарантии! Разрешите? Душа неспокойна.
- Одевайтесь, - приказал Буков.
- Тогда разрешите обратиться к капитану.
Зуев сказал:
- Обожди, Кондратюк. Тут надо нам другое обсудить. Всем уходить нельзя. Надо на охране объекта остаться. Мало ли что. - Поглядел на Букова: - Вы! И еще кто?
- Товарищ капитан! - перебил Кондратюк. - Мне же тут делов до черта.
- Хорошо, Кондратюк, Лунников, Должиков...
И когда Зуев, Дзюба и Сапежников скрылись во мраке туннеля, оставшимся стало невмоготу сиротливо. Кондратюк, облачившись в обмундирование, сказал:
- Отогреюсь малость - и снова полезу шарить. - -Предложил: - Пойдем в боковушке покурим, там ничего, там можно.
Усевшись на корточки вдоль влажной стены, погасили фонарь, чтобы экономить батарею. Мерцали только огоньки цигарок.
Лунников сказал:
- Это что же, фашисты-вервольфы собирались свое же население газом потравить?
- Такая у них затея зверская, чтобы по подземным ходам газ в дома проник, душегубку соорудили. Кондратюк прервал сердито:
- Ну чего, охота словами трясти над тем, что и так ясно.
- Поговорить нельзя?
- Отчего нельзя, можно, только ты для удовольствия чего-нибудь расскажи.
- Про что разговоры любишь?
- Обыкновенно, про жизнь.
- У меня детство очень хорошее было, - сказал Должиков, - просто замечательное...
- Я своим тоже доволен, - сказал Лунников. - Только на фронте не повезло: хотел в авиацию, взяли в пехоту.
- В пехоте хорошо, - заметил Кондратюк. - Всегда на земле, при людях, ума прибавляется. Всего навидаешься.
- Армейский народ ходкий, - сказал Лунников. - У любого своя высотка намечена. - Спросил Должикова: - Ты, Витя, на что нацеливаешься?
- Как отец, учителем. Только школу фашисты сожгли.
- Отстроим.
- Отец преподавателем немецкого языка был, - тихо произнес Должиков. Очень любил немецких классиков, а они его убили.
- Фашисты! - уточнил Кондратюк.
- Все равно - немцы.
- Ты, Витя, вот что прикинь, - ласково посоветовал Буков. - В районном магистрате видел тех, кто из лагерей вышел, пытанные, замученные, - тоже немцы.
- Так это антифашисты, ну сколько их?
- А большевиков сколько до революции было? Считанное число.
- Спасибо за политинформацию! - задорно сказал Лунников. - Только помещение для занятии неподходящее - вроде санузла.
- Ты шуточками тут не балуй, - строго одернул Кондратюк. - Фашистов пришибли, факт налицо. Дошли до Берлина и точку войне поставили, а дальше что с ними будет, с немцами?
- Наведем порядок, будьте уверены, - усмехнулся Лунников.
- Так ты, выходит, завоеватель народа, - иронически заметил Кондратюк, - а вовсе не его освободитель.
- Заклеймил, - обиделся Лунников. - Что, я не понимаю, какая сейчас ситуация: комендантский наш час - дело временное. Немцы должны сами себе самостоятельно установить режим жизни: либо свобода и власть трудящихся, либо опять на шею им капиталисты вскочат, которых в западных секторах союзники обожают, как родственников.
- Правильно отрапортовал, - сказал Кондратюк, - а то я думал, тебя на свое идеологическое иждивение взять как отстающего.
- Ну вот что, перекур кончаем, надо посты занимать, - вставая, объявил Буков. - У Кондратюка свое дело. Мы боевое охранение. Ты, Лунников, становишься в первом боковом отводе, наблюдение ведешь по магистральному каналу. Ты, Должиков, в обратном направлении, тоже у бокового отвода. Я ваш резерв. Вызывать, в случае чего, световым сигналом, самой короткой вспышкой, ладонью фонарь прикрыть и чуточку щелку между пальцев оставить.
Сопроводив, как разводящий, на пост Лунникова и Должикова, Буков встал по другую сторону стены, за которой работал Кондратюк, продолжая свой тщательный поиск, прикрепив брючным ремнем к голове фонарь, подобно шахтеру-забойщику.
Дзюба правильно предсказал, что утром уровень сточных вод повысится.
Буков тревожно прислушивался к сопению сточной воды, ползущей под землей, как гигантское мягкое пресмыкающееся, и чувствовал сквозь прорезиненную спецовку ее отвратительное, ощупывающее прикосновение.