Секретарь парткома Лебедев попросил Букова задержаться, спросил, когда остались наедине:
- Ты что же, без разведки - и сразу в бой? Мы к бюро этот вопрос готовили, занимались. Ну ладно, обошлось. А мог бы и сорваться.
Буков сказал:
- Самосвал, он где себя показывает? На выемках грунта под большое сооружение. А тут добыча на года рассчитана. Транспорт не временный, а постоянный нужен. Чтоб он, как конвейер, действовал от завода, и заводу только служил, и на стоимости продукции не сильно отражался.
- Смотри, какой знающий!
- Это не от себя, от людей, - сказал Буков. Пояснил: - У меня память на хороших людей. От каждого чего-нибудь прихвачу. - Сообщил радостно: Вот молодые ребята, инженеры, приняли меня в свою компанию. Набираюсь полезного. - Попросил: - Надо бы их транспортер тоже обсудить. Со свинцового рудника предлагают тянуть. Руду, полагаю, выгода, а насчет породы - это лишнее хватили: в отвал тянуть - себе дороже получится.
- А свою жизнь как обустроил? Почему бессемейный? - спросил Лебедев.
- Не довелось.
- Подходящую не нашел?
- Нашел, да тут же и потерял окончательно.
- Война?
- Нет, в мирной обстановке.
- А моя при мне сохранилась, санбатская. Зашел бы!
- Чего же, зайду, - согласился Буков. Помедлил, помолчал, потом произнес увещевательным тоном: - Только ты завышенно обо мне не думай. Я, по существу, с чужими мыслями только выскочил. В одиночку не додумался бы.
Вышли они из парткома вместе.
Неба было просторное, звездное, светящееся, далеко в пространстве зазубренная горная гряда с застывшими потеками ледников на вершинах. Ветер с гор был прохладный, с запахом родниковой воды. Лебедев кивнул на горы:
- Вот она - холодильник и фабрика рек, на все века. Солидное сооружение природы.
- Подходящее, - согласился Буков. - Но мы тоже кое-что от себя можем выдать заметное.
- Для того и живем, - улыбнулся Лебедев щекой, глубоко впавшей, с бурыми следами шва.
- Откуда отметина? - осведомился Буков.
- Из воздушного пространства, - сказал Лебедев. - Я фрица подбил, он меня тоже. Сыпались оба на парашютах. Он в меня из парабеллума, а я его из ТТ приветствую. На земле продолжили. Фрицы на машинах к месту приземления спешат. Ну, думаю, все. Но ведомый сначала прошелся штурмовкой, потом сел, открыл обтекатель за кабиной, я туда - взлетели. Спасибо сказать долго не мог. Ничего не получалось, пока щеку не зашили. Жена скобки накладывала. Боли не чувствовал, тревожился только: она у меня красивая, а я после такой штопки, думал, получусь не очень. А все же до сих пор любит!
- По этой линии я только ушибленный. Не организовалось у меня счастье, - мрачно сказал Буков. - Взошла на горизонт подходящая, на бензозаправщике работала. В кино вместе ходили, и так просто. Я ее все время нудил: "Учись!" И уговорил. Поступила в автодорожный техникум в другом городе. Написала, будто из-за сильной любви ко мне только послушалась. Конечно, спасибо за это. Но разве так только любовь выражают? Ответил: "Значит, учись". И на этом писать кончил. Она, конечно, обиделась.
Спросил обеспокоенно:
- Может, я чудной?
- Душевный. Вот ты кто, - твердо сказал Лебедев.
- Хватил через край, - застеснялся Буков. Поспешно пробормотал: - Ну, пока. - Свернул к стандартному дому - общежитию для холостяков.
XX
Как в тяжелые нервные военные годы, так и в спокойное послевоенное время Степан Буков в общем сохранял свой живой вес в норме с плюсом или минусом в три-четыре килограмма. Терял он обычно от переживаний. Расстраивался для посторонних незаметно. После смены походка становилась тяжелая, сердитая, если во время работы от глупости других случались неполадки и от этого он простаивал.
Он просто на глазах мог отощать, сидя в кабине экскаватора и беспокойно поглядывая в дверцу с опущенным стеклом, когда случался простой. Если же все обстояло нормально, он сидел в кабине экскаватора с выражением блаженного отдыха на лице, какое бывает у летчика, доверившего машину автопилоту. Только вся разница: Буков с этим выражением на лице ворочал рукоятями контроллеров, то беря их на себя, то отдавая вперед, работал ногами на педалях, вертя головой то вправо, то влево, поскольку не было у него такого прибора - автомашиниста, на который можно положиться почти как на человека. Это летчик может лететь по прибору, на землю не глядя, по тысяче километров в час отхватывать запросто. А у Букова каждый метр забоя - серьезное, ответственное пространство. Тут, как Зуев любил наставлять, надо все время аналитически мыслить и оперативно оценивать каждый факт. Вот крупногабаритный кусок, можно его ковшом подцепить на зубьях и свалить в думпкар, но ведь так и повредить емкость недолго. Приходится сначала наваливать подушку из мелочи, а потом сверху положить крупный габарит. Вот куски руды обнаружились, надо их подлопатить в сторонку, пока идет выборка породы. Потом, когда руда пойдет, прихватить и эти куски. Клад не клад, а все же ценность. Выскреб жилку на полковша - ювелирная работа. А ковш не совок, емкость - вагонетка на восемь кубов. Он сумеет и коробку спичек с земли поднять так же, как глыбу камня многотонную.
Буков работает на дне карьера, на самом нижнем его горизонте, у восточного борта, куда еще железнодорожную ветку не протянули, но будут тянуть, это точно.
Котлован налит тяжелым, жгучим зноем, синевато-сизым от едкой загазованности свыше нормы. Буков договорился с директором карьера, чтобы вызвали вертолет, вот он сейчас висит в котловане, как гигантский вентилятор, махает лопастями, проветривает помещение.
В кабине экскаватора поставлен кондиционер, но Буков не считает справедливым, что у него может быть персональная, относительная с пеклом котлована прохлада, и поэтому включает свой кондиционер редко. Главное, надо, чтобы скорее железнодорожную ветку наладили: электровоз дизельным топливом не чадит, выхлопных труб не имеет. Самый гигиенический вид транспорта, помимо всего прочего!
Ребята шутили: по случаю запыленности надо требовать к спецовкам паранджу.