С недавней поры во дворе мастерской стал появляться еще один посетитель — молодой аргентинец с соседней авенида. Он всегда приходил к вечеру, садился на кучу стволов квебрахо и альгарробо и просиживал час или два. Недда делала вид, что не замечает его, но никогда не прогоняла, из чего Степан заключил, что парень ей нравится. Понравился он и Степану своей скромностью и молчаливостью. «Ну что ж, — рассудил он, — будет неплохой муж для Недды». Не век же ей жить у меня.
Первая попытка поговорить об этом с самой девушкой ни к чему не привела. Недда расплакалась и начала причитать, что сеньор хочет отделаться от нее, видно, она ему надоела. А она вовсе не собирается оставлять его, ей у него лучше, чем было у родителей.
— Разве дочери от своих отцов не уходят замуж? Все девушки выходят замуж. Таков обычай, — уговаривал ее скульптор.
— Пусть выходят, а я своего сеньора не оставлю! — решительно заявила она...
Но время и молодость в конце концов взяли свое. Дело о замужестве Недды было решено. Степан выделил ей небольшое приданое, и она переселилась в дом мужа. Семья, куда она вышла, была большая и бедная, денег хватило ненадолго, и уже через год Недда уехала с мужем на север, на кофейные плантации, там и осталась навсегда. Степан больше никогда не видел свою названную дочь...
Во время выставки в актовом зале газеты «Эль Диа» Степан близко сошелся с прогрессивным журналистом Луисом Орсети. Правда, он с ним встречался и раньше, но это были мимолетные, ничего не значащие встречи, обычно по поводу интервью. На этой выставке, организованной по инициативе газеты и, кстати сказать, второй в этом году, первая, по обычаю, экспонировалась все в той же галерее Мюллера, скульптор выставил много новых работ. Среди них наиболее значительными были «Портрет Льва Толстого» и «Моисей», оба из альгарробо. Они произвели настоящую сенсацию. Газеты наперебой возносили талант их создателя. «Моисея» Эрьзи приравнивали к микеланджеловскому «Моисею». Но это не было его повторением. «Моисей» Эрьзи выглядел по-своему божественно мудрым и по-человечески простым. Луис Орсети откровенно признался скульптору, что ему всегда почему-то становится страшно, когда он смотрит на этого библейского пророка. Микеланджеловский «Моисей» больше поражает силой и мощью, в его облике, пожалуй, больше божественного, чем человеческого.
— А ваш «Моисей», — продолжал Луис Орсети, — сгусток человеческой мудрости. Он не властвует, он раздумывает о судьбах человечества, и поэтому даже меньше похож на пророка, чем ваш «Лев Толстой», Лев Толстой на вашем портрете именно пророк, способный глаголом жечь сердца людей, как сказал один из русских поэтов, не помню кто. Этот глагол прямо застыл у него на устах...
Они сидели в ресторане, за обедом, куда пригласил скульптора Луис Орсети, чтобы потолковать с ним. Степан рассказал ему на ломаном испанском языке, как создавал «Моисея». Это был адский труд, как он сам выразился. В одной его голове не менее тысячи кусочков альгароббо, и весь он состоит из отдельных таких кусочков.
— Галерея Мюллера просит, чтобы я предоставил им свои работы для постоянной экспозиции, но я, пожалуй, не соглашусь. Что я буду делать без них, я к ним так привык. Это моя семья. Ведь я живу один, совсем один.
— А почему бы вам не открыть для посетителей двери своей мастерской?
— Мешать будут.
— Но вы же не круглые сутки работаете?
— Черт его знает, мне кажется, я всегда работаю.
Он пригласил Орсети в мастерскую, и тот обещал непременно зайти, как только вернется из поездки на запад.
— И часто вы ездите? — спросил Степан.
— Приходится. За материалом надо гоняться, такова судьба журналиста.
— Мне бы тоже не мешало проехаться. Я почти не знаю вашу страну. Был всего лишь в одной провинции — Сантафе, когда ездил за квебрахо и альгарробо. Там глухие леса. А мне бы хотелось увидеть людей.
— Так поедемте со мной! — предложил Орсети. — Я вам покажу наших людей, только не забудьте захватить с собой побольше бумаги. Столько вы типов привезете из этой поездки...
Степан принял предложение. Перед отъездом он договорился с галереей Мюллера, чтобы ее сотрудники проследили за выставкой в «Эль Диа», а по окончании все скульптуры забрали на время к себе. Этак будет надежнее. Трудно сказать, сколько продлится поездка, оставлять их без присмотра у себя в мастерской он не решился...
С Орсети скульптор побывал в западных провинциях Аргентины — Риоха, Сан Хуан и Мендоса, расположенных в предгорьях Андт. По реке Вермехо, а затем Саладо в нескольких местах, где это было возможно, они проплыли на лодках, и Степану посчастливилось срисовать нескольких представителей местного населения, потомков некогда многочисленных индейских племен — кичуа, чако, тоба, аракуанов. Это путешествие дало скульптору богатый материал для его будущей работы. Много он видел на своем веку бедности и у себя на родине, и за ее пределами, но с бедностью в такой ужасающей форме ему пришлось столкнуться впервые...