Зимой того года, если считать по местному поясу, Советское правительство установило дипломатические отношения с Аргентинской Республикой. В конце августа в Буэнос-Айрес прибыл полный штат советского посольства во главе с послом Сергеевым. Немного раньше сюда же прибыло торговое представительство. Узнав об этом, Степан Дмитриевич сделал визит торгпреду. Его хорошо приняли и обещали помочь с возвращением на родину. Но основательно к этому вопросу скульптор подошел лишь после встречи с послом Сергеевым.
Штат посольства временно разместился в отеле «Альвеар». Захватив свой давно просроченный паспорт, Эрьзя напросился на прием к послу. Для этого он побрился, оделся поаккуратнее, даже повязал галстук, что делал очень редко.
Посол одобрил решение скульптора вернуться на родину и тоже обещал свою помощь. Эрьзя просидел у него довольно долго, рассказывал о своей жизни. Его угостили чаем, а от вина он отказался. Уходя, Эрьзя пригласил Сергеева посмотреть его работы, сказав, что посол может прийти к нему в любой день, когда найдет это возможным.
Дом скульптора Сергеев посетил весной, явившись к нему с женой и несколькими работниками посольства.
Когда Леон громким лаем возвестил об их приезде, Эрьзя вышел и ввел гостей в залу нижнего этажа. К тому времени в расстановке скульптур он произвел некоторое изменение: чтобы не таскать на второй этаж, более тяжелые поместил внизу, а легкие — в верхних комнатах, заняв ими и спальни — и свою, и Камиллы. Сам он теперь жил в мастерской, там же и спал на диване. Ставшие ненужными кровати выкинул во двор.
Посол и его жена долго в молчании стояли перед «Моисеем» и «Толстым», затем стали расспрашивать скульптора о работе и очень удивились, узнав, что голова «Моисея» составлена из множества отдельных кусков альгарробо, чего они совсем не заметили.
Провожая гостей, скульптор наломал в саду цветущей акации и преподнес жене посла букет. Она поблагодарила его и просила заходить к ним почаще. Впоследствии Эрьзя узнал, что эта милая и приятная женщина и сама занимается скульптурой и живописью. Она даже изъявила желание сделать его скульптурный портрет, и Эрьзя охотно позировал ей. Во время сеансов Тамара Алексеевна —так звали жену Сергеева — занимала скульптора разговорами, чтобы он не скучал. Они сделались большими друзьями. Позднее Тамара Алексеевна часто посещала мастерскую скульптора и подолгу оставалась там, наблюдая за тем, как он работает...
По поводу возвращения скульптора на родину Сергеев сделал запрос в Москву. Однако ответ задерживался. Он не предполагал, что все это может так затянуться, и посоветовал скульптору понемногу собираться в дорогу. Эрьзя все свои скульптуры упаковал в ящики. Кроме того, надеясь, что вскоре выедет из Аргентины, он не внес арендную плату за дом, а хозяин и без того уже не раз предупреждал его о своем намерении продать участок под строительство многоэтажного здания. Узнав, что скульптор больше не собирается продлевать с ним договор, он сделал это незамедлительно, и отныне Эрьзя уже имел дело не с частным лицом, а с целой строительной кампанией, которая предложила ему освободить помещение в кратчайший срок. Эрьзя не знал, что делать. К его несчастью, в советских дипломатических верхах произвели перемещение, и посол Сергеев был отозван из Буэнос-Айреса, не успев довести до конца начатое дело. Новый посол посоветовал скульптору обратиться к Советскому правительству с письменным заявлением. Официальный ответ пришел не скоро. Эрьзе пришлось распаковать свои ящики и расставлять скульптуры по своим местам. Строительная кампания подала на него в суд, и лишь заступничество художественной общественности Буэнос-Айреса, обратившейся непосредственно к президенту Перону, спасло скульптора от судебной расправы...
В последние годы Эрьзя регулярно переписывался со своим племянником — скульптором Михаилом Ивановичем Нефедовым, живущим в Москве. Отплывая из Буэнос-Айреса на румынском пароходе «Джулия», он отправил ему телеграмму с просьбой встретить его в Одессе, сообщив, что везет много древесины квебрахо и альгарробо и, конечно же, все свои скульптуры. Ему одному, семидесятичетырехлетнему старику, нелегко пришлось бы с таким грузом.
Пароход находился в пути около двух месяцев. Буэнос-Айрес скульптор оставил в самом начале аргентинской весны, а в Одессу прибыл глубокой осенью...