Старческая память скульптора уже ничего не держала, все вытекало из нее, как из дырявой кадушки. Случалось, когда его спрашивали о каком-нибудь происшествии недельной давности, он становился в тупик, но зато с малейшими подробностями мог рассказать о любом эпизоде из прошлой своей жизни...
В последнее время Эрьзя совсем не пользовался электрическим светом: глаза его совершенно не выносили. Он обходился парафиновыми свечами и, когда к нему заходили друзья, зажигал одну из них. Огромная пустая мастерская, освещенная желтоватым дрожащим пламенем свечи, производила жуткое впечатление. Она походила на мрачное подземелье, а престарелый скульптор с потухшей трубкой во рту — на сказочное существо, изваянное из корявого куска альгарробо.
Он никогда не говорил о смерти, точно собирался жить и работать еще долгие годы.
Не все задуманное удалось осуществить. К сожалению, жизнь такая штука, что приходится терять много времени на ее бесконечное устройство. Бессмысленные переезды с места на место тоже отняли немало сил. Как бы они пригодились для работы. Теперь вот он обосновался окончательно, кажется, все у него есть. Но не хватает только главного — здоровья. Совсем плох стал скульптор. Раньше любой кусок древесины легко поднимал на станок, а теперь надо обязательно кого-то звать на помощь. А тут еще врачи привязались, того и гляди в больницу положат. То, говорят, глаза проверить необходимо, то еще что-нибудь. Когда же он будет работать, ежели станет разъезжать по больницам? А планы у него совсем скромные, дерева хватит: он обязательно сделает пятнадцать сестер, представительниц Союзных республик своей родины. «Казашка» уже есть, остается создать всего лишь четырнадцать. Вот закончит портрет Ленина...
Над образом вождя революции и создателя Советского государства В. И. Ленина Эрьзя начал работать одним из первых скульпторов еще в годы гражданской войны, живя в Екатеринбурге. В последующие сорок лет, куда бы ни забрасывала его судьба, он неизменно возвращался к этому образу. В результате он создал целую Лениниану. И тем не менее, уже восьмидесятилетним стариком, он снова взялся за портрет вождя. Последней работой, оставшейся на рабочем станке скульптора, был портрет Ленина... Нередко скульптора обвиняли за то, чего он не создал, и не хотели замечать всего того неповторимого и самобытного, что вышло из-под его натруженных рук.
Силы скульптора таяли с каждым днем. Даже голос становился слабее. Он совсем не мог работать. Только включит бормашину, сделает несколько штришков в уже почти готовом портрете Ленина и снова выключает: широкий белый лоб сразу же покрывался сверкающими капельками пота.
— И с чего это я, черт возьми, так устаю? — удивлялся он.
В тот вечер Эрьзя долго сидел на своем ящике-стуле. В голову лезли грустные мысли. Спать не хотелось. В последнее время он и спать стал плохо. В изголовье под подушкой у него всегда лежали старинные анкерные часы, завернутые в тряпицу. Он аккуратно заводил их маленьким ключиком и снова клал туда же. Просыпаясь, то и дело зажигал спичку и смотрел на время: и так всю ночь, до самого рассвета. Да и вряд ли это можно было назвать сном, скорее всего это было забвение, заполненное различными сновидениями. Скульптор как бы заново переживал всю свою долгую жизнь, начиная с детских лет. Но во сне все события почему-то путались. То он видел себя мальчиком в Италии, то в присурском сосновом бору, который был страшно похож на квебраховый лес Аргентины, а маленькая речка Бездна превращалась в необозримую Ла-Плату...
Вечерами скульптор часто вспоминал свое далекое детство — Баевские выселки под Алатырем, деда Охона, привившего ему любовь к дереву, к красоте. Сегодня он тоже вспомнил его и подумал, что старик, пожалуй, прожил столько же лет, сколько сейчас ему самому. С этой мыслью он заковылял в чуланчик, где находилась его постель. Завел часы, как обычно каждый вечер, и начал раздеваться. Но тут ему послышался странный топот, и он никак не мог понять: то ли это у него в голове стучит, то ли в коридоре за дверью. Пошел проверить. Дошел до прихожей — стук повторился с большей силой, точно где-то замолотили в двенадцать цепов сразу. Эрьзя понял, что все это происходит у него в голове. Он сделал невольное движение рукой, намереваясь ухватиться за голову, но руки не повиновались. Он качнулся и упал на пол лицом вниз...
Он прожил полных восемьдесят три года и четырнадцать дней.
От автора