Степан двинулся вслед за ними. На Невском к рабочим стали присоединяться прохожие, толпа выросла вдвое. Вскоре Халтурин заметил Плеханова, Попова и некоторых других землевольцев. Они не заметили Степана. Халтурин приблизился к Попову в тот момент, когда того остановил какой-то господин, странно одетый, видимо провинциал. Указывая на рабочих, он спросил:
— Что это такое?
Попов подозрительно оглядел прохожего и уклончиво ответил:
— Не знаю хорошо сам, говорят, рабочие, что ли, идут с прошением к наследнику.
Кто-то сзади Халтурина пояснил:
— Это с Обводного. Обижают, значит.
— Кто нашего брата не обижает, почитай, кто только не хочет.
Халтурин обернулся и увидел говорившего. Это был старик лоточник, продававший спички. Провинциал тоже задержался возле старичка.
— А мерзавцы, сказать правду, эти толстосумы, до чего людей доводят.
— Настоящие аспиды, ваша милость. Такой народ зря не пойдет, это не студенты, которые балуют.
Халтурин поспешил дальше, размышляя на ходу: «Ведь вот сторонние люди отличают рабочих от студентов и не только по одежке, а по поведению. Демонстрацию студентов обыватели называют «баловством», а к выходу рабочих на улицу относятся серьезно, как бы признавая их право на это».
«Нужно скорее отрасли союза на всех фабриках создать, программу написать да и оповестить о ней всем, рабочих на улицы вывести со всего Петербурга, да не с прошением, а с требованиями», — думал Халтурин, подходя к Аничкову дворцу. Рабочие столпились у подъезда, окружив пролетку исполняющего должность градоначальника генерала Козлова. Моисеенко вышел вперед и заявил:
— Народ желает говорить с цесаревичем и просит его улучшить положение рабочих. Мы пришли просить не за себя только, а за всех рабочих. На других фабриках тоже грабят и душат…
Козлов оторопел, а потом велел схватить Моисеенко. Халтурин видел, как Петр Анисимович быстро выбросил бумагу с прошением, но ее поднял жандарм и передал Козлову. Рабочие заволновались, мирное шествие «царистски настроенных ткачей» готово было перерасти в политическую демонстрацию рабочих. Вероятно, об этом подумал Козлов. Войдя во дворец, он через несколько минут опять появился на улице и заявил:
— Его высочество поручил мне принять ваше прошение и приказал передать, чтобы вы спокойно разошлись по домам. Итак, расходитесь по домам. А ты, ты и ты… — Козлов указал на пятерых рабочих, — останьтесь.
Через несколько минут пятеро рабочих вошли во дворец. Настроение ткачей падало. Они не знали — требовать ли возвращения товарищей, которых, наверное, арестовали, или подождать — может, их во дворец, к наследнику позвали. Халтурин как никто умел улавливать эти настроения рабочих. Момент был упущен, теперь уже демонстрация вряд ли удастся. Нужно не допустить, чтобы полиция арестовала еще кого-либо. Заметив Абраменкова, который недавно вошел в союз, Халтурин подошел к нему и шепнул, чтобы тот посоветовал рабочим расходиться по домам.
На обратном пути Халтурин нагнал Плеханова. Георгий Валентинович только руками развел, заметив грим Степана.
— Нет, Степан Николаевич, вам подучиться этому искусству нужно. Погодите, я вас с одним человеком познакомлю, мастер на эти дела. Ну, как вам ткачи понравились?
Халтурин ничего не ответил. Он боялся, что наговорит лишнего Оратору, ведь если бы не Плеханов, вероятно, не было и «шествия» к наследнику. Холодно распрощались.
Дома Степан Николаевич долго и настойчиво анализировал события, делал выводы. Ясно было, что текстильщики отстали от металлистов, в них нет еще того сознания пролетарской солидарности, понимания своих рабочих интересов и необходимости борьбы за их осуществление. С ними нужно работать и работать. С другой стороны, отрадно было сознавать, что теперь в рабочее движение втянулись самые отсталые слои пролетариата, и можно будет попытаться объединить усилия рабочих всех фабрик столицы, а может… Халтурин размечтался, мечтал он о реальном, достижимом, мечтал о стачке всех рабочих всей России.
Эти мечты прервал неожиданный визит Обнорского. Виктор Павлович только в начале этого года вернулся из очередной поездки за границу, и с Халтуриным ему приходилось встречаться не часто, поэтому оба дорожили этими встречами.
— Ну как, чем кончилось хождение к наследнику?
— Плохо получилось, Виктор Павлович, мы текстильщиков прохлопали. Моисеенко, наверное, арестован.
— Нет, я его сейчас встретил, его часа полтора продержали в подвале, нотацию прочли и выпустили.
— Думается мне, что пора наши кружки на заводах да по районам объединять и открыто о создании рабочего союза провозгласить. А то и есть организация и как бы нет ее.