Царя не довезли до дворца, а его убийца был смертельно ранен, весь день лежал без памяти и только к вечеру пришел в себя. Он так и не назвал своего имени. Ночью умер. Труп опознал Рысаков — это был Игнатий Гринивецкий.
С каждым днем Халтурин становился все мрачнее и мрачнее. Надежды и радость первых дней после убийства царя постепенно проходили. Каждый день газеты приносили известия о поимке новых и новых, дорогих Степану людей, участников первомартовского дела. Теперь было ясно, что их выдавал Рысаков, так как схватили вначале только его, Гринивецкий погиб. Рысаков спасал свою жизнь. «Арестовали Желябова, Перовскую, Тимофея Михайлова, Кибальчича — ведь это же все члены Исполнительного комитета, такой удар, такой удар по движению и в такое время, когда нужно действовать, захватывать власть, народ разжигать». Но не только обреченность товарищей по борьбе омрачала ликование победы. Ведь убийство Александра не было самоцелью, это только средство, первый и, как хотелось верить, последний удар но деспотизму, за ним должна последовать все сокрушающая, освежающая затхлый воздух России буря. Но где ее порывы? Где зарницы грядущей грозы? Почему не ощущаются подземные толчки надвигающейся стихии? Эти мысли не давали покоя Степану, а вынужденное сидение дома, невозможность сейчас же повидать товарищей, поделиться с ними своими сомнениями и надеждами, было невыносимо. Халтурин еще и еще раз перебирал в уме все «за» и все «против», искал ошибку и не находил ее.
Агафья Петровна с беспокойством отмечала, как худеет и бледнеет ее любимец. И «кашлять он стал опять с надрывом и не ест ничего». А ведь с каким трудом она его выходила. Но как развлечь Степана, как прогнать наваждение тяжелых дум, добрая женщина не знала. Егор Петрович тоже заметил перемену в Халтурине — куда девался его веселый, раскатистый смех. Радость ожидания чего-то светлого, необычного, еще так недавно озарявшая ветхие углы их неприхотливой квартирки, стала меркнуть.