Шел Долгорукий походом, а следом за ним тянулись к Алатырю и Арзамасу дворяне, дети боярские, даточные люди, но тянулись с неохотой. Зачем им, замосковных городов жильцам и рязанцам, воевать на Волге, пусть воюют симбиряне и помещики по Тамбовской черте. Укрывались от службы; медленно пополнялся полк Долгорукого, сыскивали дворян в их винах и нетях, отнимали у них для начала крестьян по два-три человека, а меньшей статьи служилым людям учиняли другое наказанье — били батогами у приказных изб.
Уже из Арзамаса писал Долгорукий в Москву, что в полк к нему люди из городов пришли немногие и «на вора и изменника и богоотступника» Стеньку Разина идти не с кем.
В отчаяние приходили сыщики, посланные за даточными людьми по уездам, кругом бунтовали черные люди, стояли по всем дорогам, и ни пройти ни проехать было нельзя.
Пытался в Арзамасе поднять здешних людей на сыск сыщик Аксентий Пискарев. Но сказали ему арзамасцы: «Не до сыску… нам, пришло до своих голов. А в Орзамаском уезде многие люди изменили, а в Олаторе… и в Саранске, и в Троецкой и в Красной Слободах все градцкие и уездные люди изменили, а в городах воевод и приказных людей казнили». Поволокся Пискарев из Арзамаса по другим городам со своими людьми для сыска. И укрывались от него стрельцы и даточные люди. Сообщал Долгорукий, что не идут к нему, боятся сгинуть в пути нижегородские и муромские дворяне, разбежалось врознь, дворянство Курмышского уезда.
Дивились и опасались в Москве, беспокойно было в приказах. Вести приходили одна другой хуже. Вот тебе и надежда государства Российского! Уж если князь Юрий не может совладать с ворами и сидит в Арзамасе осадой — значит, плохи дела.
Но шли дни, уходил сентябрь. Великими трудами прибирал к себе в полк людей князь Юрий. Пополнился даточными, стрельцами, рейтарами и полк Юрия Борятинского, подошел к нему, наконец, долгожданный и пропавший ранее где-то полк Чубарова. Подтянулись ратные люди Григория Ромодановского к Тамбову. К Арзамасу подвезли новые пушки и боевой припас. Начали наступление на взбунтовавшихся крестьян в Шацком уезде воеводы Иван Бутурлин и Алексей Еропкин с жилецкими сотнями, дворянами, рейтарами и солдатами. Григорию же Ромодановскому самому с Белгородским и Севским полками наказано было идти наспех к Острогожскому и Коротояку навстречу казакам,
В эти дни сентября и октября 1670 года шли указы воеводам не только жесточайше карать повстанцев, но и обещать им всяческую милость от великого государя, если отстанут они от воровства. Из Разрядного приказа были посланы памяти в Шацкий, Тамбовский и иные уезды, где множились бунты, и в тех памятях говорилось: «А буде воры изменники, послыша на себя приход… воевод з государевыми ратными людьми, к ним пришлют, или из них которые и сами придут и учнут великому государю бити челом и вины свои принесут… и тех людей побивать и разоренья им никакова чинить не велеть!»
И еще наказывал царь, чтобы те прощеные люди сами выдавали заводчиков воровского дела, а уж тех воров пытать и огнем жечь.
По всем по городам и селам ловили царские стрельцы и приказные люди, верные волостные старосты и сотские разинские прелестные письма, а взамен них читали на городских площадях, на сельских сходах, с амвонов церквей увещевательные грамоты великого государя, в которых наказывалось воровским прелестям не верить и подробно перечислялось все Стенькино злодейство и богоотступничество. С большим вымыслом и большой слезой живописали приказные преступления Разина; слушали норой православные и ужасались: как может еще носить земля такого злодея? Объяснял царь всю ложь и весь соблазн Стенькиных прелестей, рассказывал правду о царевиче Алексее и Никоне, перечислял все тяжкие измены Разина против государства и церкви, показывал его, насильника и разорителя, богомерзкие дела. Призывал царь: «И как к вам наша великого государя грамота придет, и вы б, наши государевы ратные и всякого чину жилецкие и уездные люди и наших государевых дворцовых сел старосты и целовальники и крестьяне, памятуя господа бога и святую соборную и апостольскую церковь и наше великого государя крестное целованье, а татаровя и мордва и черемиса, памятуя на чем нам, великому государю, но своей вере шертовали, — нам, великому государю служили и радели так же, как и наперед сего служили».
А если и будут у кого сомнения, увещевал в конце великий государь, то пусть выберут своих лучших или средних добрых и разумных людей и пришлют к нему ц Москву. И даст он видеть свои, государевы, светлые очи, во всем пожалует и все разъяснит.