Но, видно, тесно уже становилось Степану Разину на Дону, тянуло мир посмотреть. Велика и пространна была Россия, и неведома для него. Осенью 1652 года Степан явился к войсковому атаману и подал ему челобитную. Просил Степан отпустить его из пределов Войска Донского на богомолье в далекий Соловецкий монастырь, что стоял на острове Белого моря. Писал Стенька, что обещались они еще с отцом, Тимофеем Разей, сходить к святым угодникам Савватию и Зосиме помолиться, принести свои грехи на суд святых отцов. Но по божьему изволенью не стало отца, и теперь он, Степан, должен исполнить отцову волю, помолиться за упокой души Тимофея Рази, поставить свечку перед святыми мощами.
Знал атаман, что Степан в вере нетверд, кое-кто даже стыдил его за богохульство, но отказать Разину не было причины, потому что просьба его была вполне обыденная: каждый год уходили казаки на богомолье, выполняли взятые обеты, брели вместе с другими богомольцами по русским весям и градам, отбивали поклоны в прославленных своими чудесами монастырях — у святого Сергия, на Белоозере, у Савватия и Зосимы на Соловках, у Антония Сийского; постились в далеких лесных пустыньках, навещали святых старцев в лесных чащобах, ставили свечки в одиноких придорожных часовнях. Но подозревал атаман, что не молиться шел Степан Разин — больно уж дерзок, суетлив и любопытен он был для этого.
Через всю Россию, от верховьев Дона до Москвы и дальше по русским городам и селам, прошел Степан Разин где пешком, где на подводах и санях. Ночевал в деревнях по избам, на съезжих дворах. По городам находились и свои люди, принимали богомольца.
Долгие месяцы провел Разин в странствии. Потом вернулся на Дон. Многое мог теперь порассказать он и станичникам, и казацкой старшине о жизни московской, о людских мыслях и делах. Говорил Стенька убежденно и горячо.
Он увидел московский мир и богатым и нищим, могучим и слабым, но прежде всего жестоким и неправедным. Быстро устраивалось и богатело Русское государство, уходили в прошлое разорения минувших лет. Отстраивались деревни, росли города, торговые пути крепче прежнего стягивали между собой уезды и волости. Быстро поднималась к силе и славе молодая помещичья поросль, сильно окрепшая при первых Романовых. Помещики требовали земель, крестьян, льгот, все чаще поднимали они руку на монастырские и боярские вотчины; поместное землевладение широко разливалось к югу и юго-востоку от Москвы. Помещичьи порядки утвердились в уездах Тамбовском, Шацком, Пензенском, Козловском, Симбирском и иных. Плодородная землица прочно переходила в руки помещиков, а вместе с землей и черные крестьяне.[13] Кое-где ненасытные помещичьи руки протянулась и к землям окрестных поволжских народов — мордвы, черемисов, чувашей, татар.
Яростно принимало крестьянство новые порядки Бунтовало, устраивало скопы, запахивало помещичьи межи, сбивало рубежные знамена.[14] И тогда свистел кнут по крестьянским спинам, тянулись колодники на сыск в земские избы, чинилась быстрая и суровая воеводская расправа.
В Москву летели помещичьи челобитные на имя великого государя. Просили помещики дозволить им распоряжаться поместьями по своему изволению, дарить, закладывать, отказывать по наследству, продавать, давать на помин души. Просили помещики увеличить сроки крестьянского сыска. Все новые и новые повольности давал дворянам — верным слугам — великий государь. В 1637 году определил он сыск беглых в 9 лет, а в 1640 году набавил на этот срок еще год. В 1647 году срок сыска протянулся до 15 лет.
До Дона доходили смутные слухи о том, что в июне 1648 года был в Москве бунт и зашатался российский престол; что вышло в свет новое российское уложение царя Алексея Михайловича, принятое собором 1649 года. Теперь Степан Разин разведал обо всем доподлинно. Покрутился он по московским дворам и кабакам, побывал в подмосковных слободах и городках. О своем соловецком богомолье говорил Степан глухо, но наиподробнейшим образом поведал о большом бунте московской черни в июне 1648 года. Рассказал, как громили черные люди боярские и дьячьи дворы, как разорвали в клочья Назария Чистого и заставили самого великого государя ударить по рукам с ними, бунтовщиками. А Степан поведал еще о делах псковских и новгородских. Сильно бунтовали Псков и Новгород двумя годами позже. Сбили молодшие люди царских воевод, захватили города в свои рукя. С большой натугой прекратил великий государь шатость в северных уездах. Дивились казаки, посмеивались над Стенькиными смелыми речами.