Говорили затем в московских приказах пленные стрельцы и казаки в своих расспросных речах: «А что было иноземцев, немец и жидов, и тех порубили и побили». И всего казнили смертью казаки и астраханские жители шестьдесят шесть человек, и на приступе погибли от пуль, сабель и колья четыреста сорок один человек.
…Дуван, дуван! Снова волнуется соборная площадь, а среди площади грудой навалено все, что снесено из боярских и воеводских хором, отнято у богатых купцов и ростовщиков, у дворян и приказных, которые выступили против казаков. Дуван! Выходят в круг по очереди казаки и астраханские жители все до единого и получают свою долю добычи. Вот подходит к есаулам черкасский казак Нестерко Самбуленко.
Работал Нестерко по скудости своей сначала по городам на Харькове и Змиеве, потом пристал к казакам, которые шли на Дон в Паншин городок, и стал Нестерко разинским казаком. Прошел с атаманом Царицын, Черный Яр и Астрахань, а теперь вышел Нестерко получить спою долю дувана. Досталось ему два куска киндяка, три куска кумача, десять ансырей[29] шелку, три сафьяновые кожи, одни дороги,[30] восемь аршин полотна. А следом за ним шли другие рядовые казаки и получали то же: киндяки, шелк, сафьяны, кумач. Иным доставались кафтаны и порты, сапоги и всякое другое. Есаулы же и сотники брали себе платье соболье и лисье, сосуды серебряные и сукна. Степан Разин на дуване не был: принесли ему казаки все, что атаману приглянулось.
Потом выходили в круг астраханцы, и всех до единого оделяли казаки, даже тех, кто не хотел дуванить астраханские животы. Привели и митрополита Иосифа, вручили ему его долю: оделили также князя Львова, племянника Тимофея Тургенева. Разин приказал быть ни дуване всем: если уж вольность, то для всех людей, для всех же должен быть и раздел животов. Мы не грабители и не воры, как называют нас, твердил Разин, а вольные люди, и не грабим мы, а делим то, что нам причитается по праву, возвращаем себе то, что отняли у нас всякими неправдами воеводы и судьи, и берем мы не у простых людей, а у богачей, у врагов наших: кто же идет с нами или добр к простым людям — те пускай живут сами по себе, тех мы не трогаем.
На том и кончился дуван. Похватали казаки и астраханцы животы по верхам — одежонку, посуду, товары персов и иноземцев. Все же иное оставалось как и было.
В неприкосновенности оставил Разин земельные владения дворян, митрополита, монастырей и церквей, оставил за промышленниками все учуги и соляные варницы, все дома, амбары и лавки; не покусился Разин на богатства тех, кто не выступил против него, принял его власть. Напротив, этих людей он всячески привечал, звал к себе, обещал сделать есаулами. Строго-настрого приказал Разин всячески беречь и духовных пастырей, не делать лиха митрополиту Иосифу и всем духовным людям, не покушаться на церковные богатства.
Но и то, что разделили повстанцы все захваченное имущество между всеми же, дивило простых астраханцев. Впервые обрели они полное право в своем городе, впервые заговорили в полный голос на кругу, стали ровней любому другому жителю — дворянину ли, приказному Потому и ходили астраханцы первые дни как в угаре не понимали, кто они такие и что с ними делается, потому, завидя Степана, бросались к нему, становились ш колени, благословляли, славили всячески.
А жизнь в Астрахани шла своим чередом. Отдал Разин город астраханцам — пусть управляются, вершат свои дела на кругу, а сам вышел из Астрахани на Терек. Давно уже злобствовал против него терский воевода; к тому же известили Степана казаки, что собрался воевода против него со многими силами и решил сидеть, и стоят возле города Терки двадцать пять бус, а взять, их никак нельзя.
Несколько дней побыл Разин под Терками, но не взял город: крепость была новая, сильная, людей здешних «голых» в городе было мало — все больше московские стрельцы и служилый народ, некому в городе вестей подать, не с кем снестись, а без этого стены с пушками не возьмешь.
Вернулся Разин обратно в Астрахань, послал на Дон к брату своему Фролу грамоту. И писал в ней, что жизнь его — походная и будет он зимовать где бог велит, потому шел бы Фрол в Царицын и побрал бы на Царицыне его, Стенькину, рухлядь. И с Дона писали ему казаки в Астрахань о донских делах, как живут они в низовых и верховых городках и что тревожат их крымцы и ногайцы, а сил у них больше нет — все ушли с ним, Степаном, на Волгу. Писал Разин снова на Дон со своими гонцами, чтобы жили донские казаки с большим береженьем, и городки свои берегли, и он шлет им для этого береженья пятьсот верных ему улусных татар. В тот же день вышли на Дон татары пятьсот человек конных и тридцать казачьих лодок.