Нет сомнений, что примерно так, может быть с поправкой на некоторое приукрашивание, и было: для такого человека, как Степан Разин, на миру и смерть красна. А вот с Фролом Разиным, похоже, было иначе. Анонимное «Сообщение...»: «Фролка, другой брат его, будучи пытаем, оказал великую слабость духа, и Стенька, подойдя к нему, дабы укрепить его, сказал, что должно помнить ему, сколь многим пользовался он в жизни, что долго жил он среди друзей в чести и славе и имел под началом тысячи и тысячи, а потому надлежит ему нынче принять тяжёлую долю свою с терпением». Рейтенфельс: «[Разин] упрекал брата, разделявшего с ним страдания и менее выносливого, в малодушии и изнеженности». Хебдон: «Брат его... казался очень оробевшим, так что главарь мятежников часто его подбадривал, сказав ему однажды так: “Ты ведь знаешь, мы затеяли такое, что и при ещё больших успехах мы не могли ожидать лучшего конца”». Приблизительно то же говорят ещё несколько иностранцев, так что сомневаться в проявленной Фролом слабости вроде бы не приходится, хотя слова Степана, разумеется, отчаянно перевраны, и непонятно, как он в пыточной или на плахе мог подойти к брату.
Что же конкретно сделал Фрол и как его брат на это отреагировал? Рейтенфельс: «Когда, наконец, они на четвёртый день прибыли оба на место казни, то последний [Фрол], пообещав указать царю клад, зарытый им где-то вместе с братом, Стенькою, и которого, де, никто не найдёт, если он его не укажет, получил взамен смерти пожизненное заключение в темнице». «Десятилетние исторические известия Грегориуса Винтсрмоната»: «Что касается брата [Разина], то хотя его и сильно наказали, но в конце концов пощадили, так как он обещал указать все богатства, которые Стенька спрятал в разных местах. Считают, что их очень много и что они состоят из денег, дорогих камней и других ценностей». Анонимное «Сообщение...»: «Брат его, придя на место казни, крикнул, что знает он слово государево, — так говорят, когда намереваются открыть тайну, которая может быть объявлена лишь самому царю».
Самую большую известность эта сцена приобрела в описании Марция: «Он [Степан Разин] был так непреклонен духом, что не слабел в своём упорстве и не страшился худшего, и, уже без рук и без ног, сохранил свой обычный голос и выражение лица, когда, поглядев на остававшегося в живых брата, которого вели в цепях, окрикнул его: “Молчи, собака!” Таково было неодолимое бешенство тирана: раз он не мог прибегнуть к оружию, он решил мстить молчанием, и даже пытками не могли принудить его рассказать о злодейских путях и тайнах его преступных дел. Именно поэтому в смертный час он попрекнул и выбранил своего брата, считая для себя горестным, а для брата постыдным, что тот, прежде его сотоварищ и помощник во всех делах, теперь не в состоянии был отнестись к смерти с презрением. Действительно, тот стал просить, чтобы ему позволили говорить с царём, и варвар понял это так, что из страха смерти брат решил выдать все его дела, тайну которых он хотел сохранить. О чём тот говорил царю, когда его отвели с места казни, точно неизвестно». Вот это знаменитое «молчи, собака» уже несколько столетий переходит из книги в книгу; А. Н. Сахаров тоже приводит это выражение. Да, оно выглядит в миллион раз правдоподобнее, чем слова «Ты ведь знаешь, мы затеяли такое, что и при ещё больших успехах мы не могли ожидать лучшего конца». Из текста Марция, правда, не совсем ясно, присутствовал он при казни или ему её кто-то описал. (Русского языка он не понимал, как и большинство наблюдавших казнь иностранцев, но им, естественно, кто-то переводил слова Разина). Так была «собака»? Наверное, была: уж очень это естественно звучит.
Что же касается «слова государева», то оно, несомненно, было — это доказывают дальнейшие события. Из этого, однако, отнюдь не следует, что Фрол всю жизнь был трусливым, изнеженным и женоподобным, как о нём принято писать. Авторам книги «Степан Разин и его соратники» стало обидно за Фрола, и они попытались его выгородить: «Сохранилась гравюра современника-иностранца, где хорошо видно, как протекала казнь С. Т. Разина. Разин лежит на плахе навзничь, на груди у него тяжёлая доска, на которую навалились дюжие палачи, чтобы жертва не могла выскользнуть из-под топора, голова его сильно запрокинута. В таком положении Разин при всём желании вряд ли мог видеть и слышать, что творится внизу, и тем более реагировать на происходящее». Но это опровергает лишь «собаку», а не тот факт, что казнь Фрола была тотчас отменена.
Повторный допрос Фрола начался не позднее чем через день после казни брата; неизвестно, сколько дней или лет он продолжался, так как сохранился лишь один документ — от 8 июня 1671 года (Крестьянская война. Т. 3. Док. 85): «Вор Фролко Разин в роспросе сказал. — Как де ево пытали во всяких ево воровствах, и в то де время он в оторопях и от многой пытки в память не пришол. А ныне де он опамятавался и скажет про всё, что у него в памяти есть. Как де брат ево Стенька Астрахань взял, и в то де время взял з Бухарского двора 9 тай з дорогами, с шол ком, сафяны и киндяки и отдал на збереженье астараханскому митрополиту, и ныне у него. А про письма сказал. — Которые де воровские письма у брата ево были к нему присыпаны откуды ни есть и всякие, то всё брат ево Стенька ухоронил в землю, для того: как де он, Стенька, хотел иттить вверх к Царицыну, а в дому у него никого нет. И он де, все свои письма собрав, и поклал в куфин в денежной и, засмоля, закопал в землю на острову реки Дону на урочище, на прорве, под вербою. А та де верба крива посерёдке, а около её густые вербы, а того де острова вкруг версты 2 или 3. А сказывал де ему про то про всё брат Стенька в то время, как он Фролко, хотел ехать на Царицын для Стенькина рухляди, перед Корниловым приходом за 2 дни. А рухляде было имать ему на Царицыне у посацкого человека Дружинки Потапова — город костяной сказывал ему Стенька, что тот город сделан как Царь-город... Да сундук, а в нём платья ево, 5 кафтанов дорогильных...»
Кажется, уж против этого возразить нечего, показания благодаря обилию бытовых подробностей выглядят абсолютно естественно, но авторы «Разина и его соратников» попытались и тут что-нибудь придумать: «Царь и боярское правительство рассчитывали, что Фрол, устрашённый зрелищем расправы со Степаном, станет более покладистым и разговорчивым, и, вероятнее всего, дали негласное указание ограничиться только казнью С. Т. Разина, хотя смертный приговор был вынесен обоим братьям. Во избежание недоразумений власти для объяснения переноса срока казни Фрола сфабриковали версию, согласно которой он якобы выкрикнул “слово и дело государевы” (т.е. знание важной тайны государственного значения) и такой ценой отсрочил свою гибель. Эту, услужливо подброшенную правительством выдумку, как и небылицу по поводу предсмертного восклицания С. Т. Разина “Молчи, собака!” в адрес брата, охотно и со многими подробностями воспроизводят зарубежные авторы».
Искали, конечно же искали, и тогда и потом, и сокровища и переписку — ничего не нашли. В «Степане Разине и его соратниках» говорится, что Фрол нарочно всякий раз указывал неверные места — из героизма. Казнили его 28 мая 1676 года. Балтазар Койэтт был очевидцем: «...утром некоторые из свиты посланника, в том числе и я, поехали через Москву-реку на Болото, где я видел, как вели на смерть брата великого мятежника Стеньки Разина. Он около шести лет пробыл в заточении, где его всячески пытали, надеясь, что он ещё что-нибудь выскажет. Его повезли через Покровские ворота на земский двор, а отсюда в сопровождении судей и сотни стрельцов к месту казни, где казнили и брата его. Здесь прочитали приговор, назначавший ему обезглавление, и постановлявший, что голова его будет посажена на шест. Когда голову ему отрубили топором, как здесь принято, и посадили на кол, все разошлись по домам». Великолепна эта последняя фраза. Вчитайтесь в неё ещё и ещё раз, чтобы уловить дух эпохи: «Когда голову ему отрубили топором, как здесь принято, и посадили на кол, все разошлись по домам»...
Койэтт также пишет: «...мы выехали в санях, чтобы видеть голову и четвертованные останки трупа Стеньки Разина, который перед тем восстал против царя, а также голову молодого человека, которого Стенька Разин выдавал за старшего царевича или сына царя: этот последний, по прибытии сюда, также был казнён, а голова его была выставлена на показ». Вот это чрезвычайно интересно. Андрей Черкасский казнён не был. Выходит, мы были правы, с самого начала усомнившись, что он играл роль царевича Алексея? Но кто тогда этот казнённый, почему о нём больше нигде нет ни единого упоминания? Загадка эта, скорее всего, никогда уже не будет разгадана.