Что было дальше (да-да, физическая смерть Разина — это ещё далеко не конец истории): 8 июня правительство разрешило вести торговлю по Дону и Хопру; 10 июня тамбовский воевода Е. Пашков отписался о прекращении волнений в Тамбове; начиная с 9 июня несколько тысяч волжан пытались штурмовать Симбирск, но взять не смогли и в конце концов были разбиты во время одного из приступов воеводой Шереметевым. Ещё из донесения тамбовского воеводы Хованского: «И как де под Синбирском у боярина у Петра Васильевича Шереметева с тем вором был бой, и с тово де бою с тем вором на Царицын пришло воровских казаков тысечи з 2». Сообщение самого Шереметева в приказ Казанского дворца от 2 июля (Крестьянская война. Т. 3. Док. 109) со ссылкой на показания казака Луки Сергеева: «А как де, собрався всех понизовых городов жители, и он, Луканька, ходили под Синбирск и к городу приступали, хотя ево взять вскоре, идти в ыные верховые города. И как де их на приступе у города и в посылке, которые ходили против наших великого государя ратных людей, они, воры, побиты многие, а их осталось только тысечи с 3...» Далее Сергеев говорит, что все — самарцы, астраханцы и т. д. — разбежались по своим городам. Шелудяк потом, на допросах, говорил, что ходил под Симбирск «бить челом великому государю в винах своих» — и попутно «заложил» массу разного народу. Но за это упрекать его нельзя: никто не выдерживает пыток, все рассказы об этом оборачиваются мифами.
Шереметев 27 июня посылал письмо «к самарским и Самарского уезду всяких чинов к жителям и к воровским казаком, которые [были] под Симбирском и остановились на Самаре», чтобы они «били челом» и повинились (Крестьянская война. Т. 3. Док. 110). 2 июля пришёл от самарцев человек и сказал, что горожане виниться готовы. Всё лето шли потоком донесения о том, что жители мятежных городов просят прощения. Сдался Саратов. Но Царицын и Астрахань держались. Шелудяк вернулся в Астрахань; к тому моменту Василий Ус умер и правили городом стрельцы Иван Красулин и Обоимко Андреев, но как только Шелудяк пришёл, его выбрали атаманом. Весь июнь бушевала Пенза. И не только. Из материалов Темниковской приказной избы (Крестьянская война. Т. 3. Док. 80) — показания пензенских служилых людей Бориса Рыскина и Луки Иванова: «А говорили де им, Бориску и Лучке, те воровские казаки Тишка и Куземка Мордашев с товарыщи. — Идём де мы с астараханцы и саратовцы и иных понизовых городов с людьми коньми и пехотою большим собраньем с пушки через Саранскую черту к Москве». Тишка — это Тихон Маланьин, саратовец; Куземка — Кузьма Мардяшев, пушкарь из Нижнего Ломова. Тамбовский уезд, несмотря на высланную 6 июня милостивую грамоту, никак не унимался — там действовал атаман Филимон Путинцов.
Донцы, после смерти Разина осмелевшие, писали царю, что собираются идти брать Царицын и Астрахань, вот-вот ужо пойдут, но почему-то так и не пошли, хотя в Царицыне «воров» осталось всего ничего. Отписка Хованского в Разрядный приказ от 10 августа 1671 года (Крестьянская война. Т. 3. Док. 132): «А на Царицыне де атаман царицынской стрелец Дружинка Потапов. А с ним в Царицыне с 500 человек, и из них многие больные, оцынжали без хлеба»; сообщалось также, что Шелудяк разделил хлеб между оставшимися в Царицыне и теми, кто пошёл с ним в Астрахань, но досталось каждому с гулькин нос.
В середине июля мятежный атаман Максим Осипов от Симбирска дошёл до Царицына, но там к тому времени уже решили виниться. Донской войсковой атаман Логин Семенов сообщал в Москву (Крестьянская война. Т. 3. Док. 128.1 августа 1671 года): «...бой учинили... и, тово вора Максимка Осипова с товарыщи, с Ывашкою Поповым да с Ывашкою ж Андреевым, живьём взяли, а товарищей их многих побили. И сидят... те воры до твоего, великого государя, указу... на Царицыне за крепким караулом». Семенов писал также, что Шелудяк с людьми стоит у Чёрного Яра и непонятно, что он собирается делать дальше. На Тамбовщине по-прежнему орудовали атаманы. Донесение Шереметева в Разрядный приказ (Крестьянская война. Т. 3. Док. 119. Июль 1671 года): «...приведён в Синбирск воровской казак Васька Михайлов, а взят на бою на реке Пре на переправе, а в роспросе и с пытки сказал. — Идут де они воровать на Танбов к атаману Серику, а воровских казаков де у него в зборе много, а сколько де тысеч, того не ведает». (Ничего далее не известно об этом Серике и его «воровских казаках»).
Более двухсот казаков Разина укрылись в Полтаве, как сообщается в донесении Ромодановского в Разрядный приказ в сентябре 1671 года (Крестьянская война. Т. 3. Док. 141); Москва требовала выдачи, но их зачислили в Полтавский полк: «И переписать де, государь, тех воровских казаков никоторыми мерами было немочно». С Полтавы выдачи нет! С Запорог выдачи нет. С Яика — нет. С Терека — нет. А с Дону теперь — есть... Позор... В политике очень часто попытка добиться каких-либо свобод заканчивается потерей вообще всех свобод. Люди благоразумные из этого делают вывод, что добиваться никаких свобод и не нужно.
В августе полковник Косагов и дьяк Богданов поехали на Дон — выдавать казакам жалованье при условии, что они принесут царю присягу (поцелуют крест). Троих людей Косагова на Дону убили, но всё же он добрался до Черкасска — и казаки склонили головы, и целовали крест, и вновь выразили желание идти брать Астрахань, но опять почему-то не пошли.
В том же месяце под Астрахань пришёл назначенный туда воеводой Иван Богданович Милославский почти с тридцатитысячной армией и передал горожанам письмо с обещанием помилования. Но Астрахань решила защищаться (или Шелудяк решил за неё). Горожане, включая всех до единого священников, подписали бумагу («приговорную запись»), в которой клялись стоять друг за друга до конца (потом, конечно, все пленные говорили, что их заставили подписать силой). У Шелудяка было около двух тысяч вооружённых людей, ещё несколько сотен привёл с Дона Алексей Каторжный; он построил городок на нагорном берегу Волги, чтобы отрезать Милославского от других воевод. Милославский укрепился на том же берегу; 12 сентября осаждённые попытались нанести там удар, но были отбиты. Начались долгая осада и переписка с Милославским. Прелюбопытное письмо прислали ему из города персидский посланник и купцы (Крестьянская война. Т. 3. Док. 143. Сентябрь 1671 года): «Фёдор Иванович с нами был в одной мысли и слове, и нас во всём берёг, и к добру радел, и мысль воровскую всегда нам сказывал, и дружбу многую нам оказывал, что великому государю годно... а атаман Фёдор Иванович государю служит верно, и чтоб к нему, Фёдору Ивановичу, прислать государской милостивой указ и ево, Фёдора, обнадёжить, а он работою и службою своею во всём добро учинит». Ах, как же Фёдор Иванович сражался за свою жизнь — нет, не верим, что он отдал приказ убить митрополита, не мог он совершить такой глупости...
На помощь Милославскому подошёл князь Каспулат Муцалович Черкасский (если и был он раньше непонятно где, так что царь был вынужден у Разина интересоваться его местонахождением, то теперь нашёлся) с кабардинцами, татарами, терскими и гребенскими казаками, город блокировали полностью, продовольствие заканчивалось, среди осаждённых, естественно, начался ропот. 20 ноября на кругу Шелудяк разорвал «приговорную запись». Татары после длительной переписки вызвали его на переговоры — 24 или 25 ноября тот без охраны вышел из города и сразу был схвачен татарским мурзой Мустафой Калимбетовым. 26 ноября Астрахань выслала парламентёров с согласием сдаться при условии полной амнистии всем. Милославский на это согласился, и его, как прежде Разина, встречали звоном колоколов. Удивительно, но никто не был не только казнён, но даже арестован; Шелудяк и Иван Красулин по-прежнему жили в своих домах и ходили к Милославскому в гости, убийца митрополита Алексей Грузинкин получил отпускную бумагу и нанялся на рыболовный струг промышленника Ивана Туркина. (Наш Шелудяк, конечно, тип хитрый и скользкий, но также и отчаянно смелый авантюрист: человек более благоразумный на его месте воспользовался бы случаем и сбежал за границу).