Уже давно и неопровержимо подмечено, что всякий населённый пункт—а уж тем более город—это живой организм. И вряд ли кто найдет чем возразить на следующее заявление: здоровый образ жизни возможен лишь в чистом организме.
Недаром в любую из религий непременной составной частью входят наставления по гигиене: будь то обтирание тела песком из бархана, или втягивание воды одной ноздрей и выпускание её же через другую, или вечернее обмывание ног друг другу; цель у них одна и та же – втолковать необходимость содержания организма в чистоте, чтоб от больного тела душа не захворала.
Ведь от душевнобольного проку нет ни самому ему, ни окружающим его религиям.
Если город это организм, то люди, его населяющие – душа его, и наше здоровье напрямую зависит от чистоты на улицах нашего города.
В Степанакерте, до сих пор, не отмечались случаи эпидемий. Слава Богу! Однако, не только Ему, но также и Госпредприятию Коммунального Хозяйства.
И когда вы будете тамадой застолья—неважно какого (день рожденья, свадьба, крестины)—то, прежде чем выпить за прекрасных дам вообще, не премините поднять тост за гениев столь нужной чистоты.
За тех, кто помянут в данной статье, и за тех, кто нет.
За рядовых метельщиков, которые ни свет, ни заря уже на своих постах, уже охраняют нашу жизнь и здоровье; и за зорких их бригадиров:
– Шахназарян Анжелу Георгиевну,
– Акопяна Паргева Петросовича,
– Андраняна Самвела Галустовича;
– и за начальника участка саночистки – Юрия Шагеновича Айрапетяна.
И за того, пока ещё нераскрытого, мыслителя, в чью светлую голову пришла гениально простая идея: нарезать из широких азбесто-цементных труб уличные урны под мусор.
Вы их, наверное, замечали – именно они, при всей своей карцерогенности, придают тротуарным пейзажам цивилизованный оттенок.
Не все, правда, умеют ими пользоваться, но это не беда: авось, учителя да и научат как оно делается…
Ну, а пока просто порадуемся что в Степанакерте есть и действует Госпредприятие Коммунального Хозяйства.
Ваше здоровье, спасители наши!
Праздник Длиною в Пять Недель
Если судьба ваша сложится так, что в без скольких-то минут восемь утра вы окажетесь на “Пятачке” и не слишком при этом будете поглощены созерцанием своего внутреннего духовного мира, или многодрамными арифметическими вычислениями, или погружениями разной глубины в воспоминания о лично вами прожитой жизни, или составлением планов и проектов на жизнь будущую, то непременно приметите стайку разнокалиберной ребятни—лет от 9 до 12—в радужно-красочном оперении из пестреньких легких летний одёжек, которые чего-то дожидаются перед зданием госбанка, оно же и минфина.
Но вот из под деревьев “Пятачка” перебегает дорогу запыхавшийся дозорный, крича им: "Идет!" – и вскоре из улицы Ереванян выворачивает, поблескивая чистой вымытостью стекол и вишнёво-красного корпуса, угловатый ПАЗик последнего выпуска.
В салоне автобуса, даже крутой рок рвущегося из динамиков хита "Я – ворона, я – ворона!" не в силах заглушить щебетанье унасестившейся на сиденьях детворы, покуда по ту сторону широчайших окон с белым колыханьем занавесок прокручивается улица Азатамартикнери до Кольцевой, сменяясь улицей Экимяна и спуском к Набережной и вверх по ней же – до полной остановки напротив настежь распахнутых ворот под вывеской "Лагерь Каркар организован с участием Армянской Американской Евангелической Церкви".
Дети выстраиваются в яркую колонну, берясь за руки попарно и потройно, под внимательным присмотром пары-другой высящихся над колонной взрослых. В таком порядке минуют они ворота, а автобус уходит во второй рейс – за остальными.
Крутой спуск за воротами низводит к широкой долине, где неудержимые струи говорливой Каркар отодвинули отвесную стену противоположного берега, чтобы тут—в широкой дуге речной излучины—привольно разместилось футбольное поле, окаймленное древними редкостоящими шелковицами, что раскинули свои зелёные своды над колоннами неохватных, узловато могучих стволов, а рядом, но чуть выше – одноэтажное строение нескончаемой длины, обращённое всеми дверями своей верандной стороны к полю и деревьям.
И в миг, когда распахивается перед тобой эта прибрежная долина, возникает ощущение радостной праздничной приподнятости, что не покидает тебя даже когда догадаешься, что весь фокус в полыханьи ярких гирлянд из разноцветных треугольных флажков, натянутых между строением и деревьями и просто от дерева к дереву, и они то трепещут под ветерком, то упокоенно зависают—желтые, зелёные, синие, красные—штандарты со шпилей сказочных замков детства, слетевшиеся вдруг все сюда: в королевство неумолчной непоседливой малышни с редкими вкраплениями воспитателей-Гулливеров.