Лизу я увидел сразу. Она и Авдотья Семеновна сидели в креслах недалеко от дверей. Авдотья Семеновна старательно ела мороженое и не менее старательно разглядывала туалеты находящихся рядом с нею дам. Лиза рассеянно слушала незнакомого мне гвардейского офицера, который рассказывал, наверное, что-то очень занимательное, потому что размахивал руками, изображая нечто похожее на сабельный бой. По лицу Лизы я видел, что рассказ офицера ей совершенно неинтересен, издалека было заметно, что она думает о чем-то другом. Вот она улыбнулась офицеру, подняла голову, и мы встретились взглядами. Хотя я и считал искренне, что в моем появлении с Верой нет ничего предосудительного, я все же смутился и глазами попытался показать Лизе, что это именно ничего и не значит. На мое счастье, Носов был еще здесь. Я попросил прощенья у Веры и отвел Носова в сторону.
— Послушай, старина, — сказал я ему. — Будь друг, займи пока мою гостью, мне надо отлучиться.
Он сразу все понял.
— Давно пора отлучиться, — сказал он. — Лиза — девушка строгая, твое отсутствие может дорого тебе обойтись.
— Значит, ты с ней побудешь и не оставишь ее? — спросил я о Вере.
— О чем речь, — сказал он. — Почту за счастье.
Мы вернулись к Вере, я потоптался еще с полминуты, а затем, извинившись и сказав, что поручаю заботу о ней своему другу и скоро вернусь, отошел.
Когда я подошел к Лизе, перед ней все еще стоял гвардейский офицер.
— …И вот однажды, — продолжал он какой-то свой рассказ, — играли мы в карты у командира, а командир, надо вам сказать, был старый холостяк…
— Простите, — перебила Лиза, — позвольте представить вам моего друга…
Мы раскланялись, он пробормотал свое имя, которое я не расслышал, я пробормотал так же невнятно свое.
— Добрый вечер, — сказал я.
— Добрый вечер, — сказала она со значением.
— Good evening, my dear![4] — строго сказала Авдотья Семеновна и пытливо посмотрела на меня сквозь очки. — Куда ж это ты, мой друг, запропал?
— В каком смысле? — спросил я.
— Давно тебя у нас не видела.
— Служба, — сказал я.
— Уж так заслужился, что и забежать не можешь, — проворчала старуха.
Офицер, видя, что между нами идет какой-то свой разговор, извинился и отошел.
— Эта провинциальная красавица и есть ваша гостья? — помолчав, спросила Лиза, придавая оттенок презрения не только слову «провинциальная», но даже и слову «красавица».
— Да, — сказал я подчеркнуто беспечно. — Отец ее просил сопроводить свою дочь на бал.
— Она первый раз выезжает в свет?
— Да. А что?
— Вы бы ей сказали, что широкие пояса вышли из моды еще в прошлом году, — сказала Лиза. — Впрочем, — добавила она, уже не скрывая своей неприязни, — женщины со вкусом перестали их носить еще в позапрошлом.
— Прошу прощенья, — сказал я. — Но мы не настолько близки, чтоб я мог делать ей замечания подобного рода.
— А я думала, что если вы вдвоем являетесь на бал…
— Лиза, — перебил я, оглядываясь на ее матушку, — не устраивайте мне, пожалуйста, сцен, это вам не идет. У вас делается злое лицо и злые глаза. И, простите меня, вон, кажется, идет Баулин, мне надобно с ним переговорить по делу.
Костя Баулин был мой товарищ. Он работал доктором в городской больнице, и иногда, как сведущего специалиста, я привлекал его к судебной экспертизе. На днях я послал ему медицинский акт вскрытия тела извозчика Правоторова и просил дать свое заключение. Мне хотелось обсудить с Костей это дело, поэтому, оставив Лизу с ее матушкой, я стал пробираться к нему. Проталкиваясь сквозь толпу, раскланиваясь направо и налево со всеми знакомыми, я потерял своего друга из виду и нашел его уже только в бильярдной, где он, одинокий, стоял у стены и следил за игрой того самого гвардейского офицера, с которым меня знакомила Лиза, и губернского секретаря Филимонова. Сам Костя в бильярд никогда не играл, впрочем и в другие игры тоже. Вообще многие находили его странным человеком, потому что он никогда не волочился за женщинами (хотя возможности у него, известного в городе доктора, в этом смысле были неограниченные), а любил только свою тихую жену Нину, от которой имел четверых детей.
В юности многие считали его безобразным, похожим на обезьяну, но мне он всегда казался красивым особой красотой умного и доброго человека.