Как же пиздато, как трэшево и пиздато
Жить без шамана в башке и без новой даты
В календаре, по ночам уходить в солдаты
[Линия фронта ведётся карандашом],
Чтоб убивать(ся) об стенку, к которой ставят
Чудоджедаи, бойцы из говна и стали
[Это в процессе, конечно, немного старит.
Так же, наверное, старит электрошок].
Чёртова дюжина праздников милой жути.
А у меня раскрывается парашютик
Над паранойей. Пустая строка не шутит
Разовых шуток – пустая строка пуста,
Значит, она не подвержена арифмии,
Тихо играет в иллюзии, правит, мирит,
Но не нуждается в фетише и кумире,
Не предъявляет вечности аттестат.
Хмели-тоннели для каждой свинцовой дуры
Требуют жертв завершения процедуры:
Света в конце и овечку из волчьей шкуры
С рваной полярной звездой в середине лба.
Это нормально – как воры в законе жанра.
Классика в алом. Пора вызывать пожарных.
Тихое счастье хватает меня за жабры,
Предполагая неистово заебать.
Багетное
Просыпаешься в полшестого
[Время девственниц, самый стыд],
Безнадежностью арестован
Жечь стихи и писать мосты.
Вдохновением дышит Выборг,
Им же душит. Казалось, ха!
Прорисовывай да живи бы,
Напрочь образы заласкав.
Подорвёшься, впряжёшься в осень
Остроносым карандашом,
Каждым росчерком по занозе
Оставляя в себе большом,
Белосаженном и бумажном,
Чтобы было чему расти –
Неприкаянно, трёхэтажно,
Специально минуя стиль.
Лихо вылюбишь, влюбишь люто,
Все условности отшвырнув,
Не родную – чужую чью-то
Обнажённую тишину.
Остальное багетом стянет,
Перемелется в золотом.
Очень_осень всплеснёт дождями
И останется на потом.
Заживо ни о чём
Я ломал стекло, как шоколад в руке...
Илья Кормильцев
маркая карма – ломать стекло, путая падежи.
пальцам кроваво. глазам светло. боли не подлежит.
если банально – прости и сплюнь – вот и моё плечо.
в трудное утро растёт июнь, заново обречён.
память опознана и мертва. глянь, как ведётся мел.
чтоб заполняемый интервал от белизны немел.
слог обнали(н)чен, лишён личин. брат, от винта/пера!
стихосражение – сто причин павших не выбирать.
буква за букву – как щит за щит. кто приходил с мечом,
без вести канул, в строку зашит – заживо ни о чём.
плещется красный коньяк войны в чревах бумажных фляг.
ты вынимаешь из-за спины свой белоснежный флаг.
Его бесконечные сентябри
Стихи болеют, в ознобе идут курсивом,
Привычной злости начисто лишены,
И каждой суке, живущей во мне красиво,
Необъяснимо хочется тишины.
Уехать нахрен. Куда-нибудь за Калязин,
Где под семью туманами дремлет Нерль,
Где сталь изначально призвана закаляться
В глазах мужчины, который меня верней.
Его закон не писан, а кот – не кормлен.
Его слова не сказаны. А пока
Летят журавли, извлекая квадратный корень
Из голубого небесного молока.
Под ними бескрайний луг – отродясь не кошен –
С годами ближе к истине и крыльцу.
Он ходит в старой, пропахшей бензином, коже.
Он молится самогону и колесу.
Сказать: брутален? Ну, ладно, пускай брутален.
Втройне – когда не выспится и небрит.
Мои стихи спотыкаются о детали,
Вскрывая его бесконечные сентябри,
Оранжевые, лоскутные – как ни шей их,
А шов ложится грубый и строки трёт.
Когда петля обнимет его за шею,
Мне просто нужно сделаться той петлёй.
Родиться в осень
Она любит невоспитанно, дерзко, буйно острым солнцем выцарапывать на перилах имена людей, с которыми Осень Будет.
Кот Басё
Наша осень играет дурочку, сентябрится, издевается, снимается, издаётся, заполняет собою улицы и таблицы, то готовится к наступлению, то сдаётся первой кровью замочных скважин, густой и ржавой, заливается беспризорностью по канистрам, вызывает недоумение и пожарных, чтобы выступить и под занавес поклониться. Мы наёмники нашей осени. По команде мы повязаны вдохновением и шарфами. Занимая за нами очередь в автомате, обделённые неслучайностью, вы попали под раздачу копыт и крыльев, рогов и нимбов – обязательной атрибутики суицида. Каждый смертный имеет право родиться мимо, просто в осень и без привязки к часам и цифрам. Каждый смертный, включая фары и самых буйных, если функции сохранения заебали, безусловно, имеет право влюбиться в пулю и поймать её на излёте, зажав зубами.
Яна
[каждому из]
Хроники памяти – грязный шлюз.
По-настоящему и надолго
Мальчики любят первых шлюх,
Девочки – первых своих подонков.
Время трезвеет, разводит фарс
В баночке с мыльными пузырями.
Опыт иллюзии лучше нас
Пробует взрослость, соизмеряя
Фокус и выдержку, ловит кадр,
Если пощёчины бьёт прожектор.
Принцип спирали, возврат витка –
Главный по истинам и по жертвам.
Все говорят: у него талант –
Прямолинейный, почти вандальный.
Девочка с именем Не_дала
Тщательно снится тебе годами.
Раньше ты думал: какая блядь!
[Cделав акцент на порок и лживость].
Нынче бестолку усугублять,
Просто не склеилось, не сложилось.
Раньше мечталось: хотя бы раз!
Нынче решение слишком явно –
Вырви из памяти и раскрась,
И назови её имя – Яна.
Главная по тишине
в колени – всем женщинам, что меня берегут
Яшка Казанова
и если осень клюнет меня в висок,
а липкий страх поцелует меня поддых,
принцессы (чей взгляд бесстрастен, а лоб высок)
плеснут на плечи живой дождевой воды,
отпросят, отмоют от прошлых-пришлых-чужих,
очертят круг одним безотрывным "вж-ж-жик",
выберут/назначат главной по тишине.
они всегда меня возвращают мне.
Ближний бой
А тоска [беспочвенна, бесшовна]
Наблюдает из-под капюшона
Как ноябрь проходит отрешённо
Тыльной стороной календаря,
Как из всех щелей немаркой кармы –
Маленьких, уютных барокамер –