Получив через секретаря документы, Москва погрузился в их изучение, попутно продолжая слушание дела.
— Протестую, господин судья. — Дав Казани выговориться, заговорил Ярославль. — Под моим руководством было проведено официальное следствие по делу, мною были изучены все обстоятельства. Как, например, сторона защиты может объяснить тот факт, что найденная в куале, языческом святилище удмуртов, кровь принадлежит человеку? Ведь собака, с помощью которой мы проверяли принадлежность крови, отказалась вылизывать миску с ней. Это, знаете ли, наводит на определенные мысли…
— Уважаемый суд, это объясняется очень просто, — ловко парировал оппонента Казань, — собака просто была сытая. Серьезно, если животное не хочет есть, то был ли ему смысл вылизывать дополнительную миску? Нет, я не утверждаю, что все было подстроено заранее, просто… Признаемся честно, ту собаку мы ныне уже не найдем, а факт того, хотела ли она есть, не был зафиксирован должным образом.
— Объяснение принимается. Что на это скажет сторона обвинения?
— Ну хорошо. — Ярослав начинал нервничать. — Как на счет того, что у найденного трупа были похищены голова и некоторые внутренние органы? Опираясь на описания старинных удмуртских обрядов и рассказы местных жителей, я делаю вывод, что отсутствующие части тела были необходимы для совершения жертвоприношения.
— Это также легко объяснить. В данном случае в дело вступает невежество стороны обвинения, использованием им сплетен и домыслов в качестве источников информации, а также неполное знание ею местных обычаев и примет. Дело в том, что, по местным поверьям, когда наступает какая-либо опасность, а, в нашем случае, голод или болезни, следует найти человека, больного падучей и обезглавить его. Якобы, это остановит все беды. Предупреждая возможные вопросы суда о том, относится ли это к удмуртскому язычеству, я отвечу, что нет: это поверье распространено на территории большей, чем место проживания этого народа. Это могут подтвердить многие, в том числе и находящиеся в присяжных. — К тому же, убитый был нищим, что говорит о выборе того, о ком, в общем-то, жалеть некому.
— Объяснение также принимается. У стороны обвинения есть еще вопросы?
— Да, господин судья, и их еще много.
— Ничего, мы как раз и собрались здесь за тем, чтобы разобраться со всем этим раз и навсегда.
Разбор всех нюансов дела занял достаточно много времени, но Казань все это время держался очень даже хорошо, на все обвинения отвечал Ярославу максимально четко, обосновывал свою позицию собранными ранее фактами. Ярославлю пришлось признать, что некоторые из моментов он, все же, понял некорректно, а кое-какие даже в корне неверно. Чаша весов, качаясь, все же начала потихоньку склоняться в сторону удмурта и его защиты.
Москва не скрывал улыбки — все шло именно так, как он себе и представлял: репутации Петра в обществе наносился еще один сильнейший удар, и отчуждения от Императора чуть ли не всех образованных и читающих людей и олицетворений страны в будущем долго ждать не придется.
— Итак, вроде бы мы все выяснили. Объявляю судебное следствие законченным и предлагаю перейти к прениям сторон. Ярославль, прошу.
— Благодарю Вас. — Государственный обвинитель поднялся. — Уважаемый суд, уважаемые присяжные. Вы выслушали версии, предоставленные вам стороной защиты и стороной государственного обвинения. Безусловно, судебное заседание служит для того, чтобы столкнулись мнения. Но мнения не просто голословные, а подтвержденные доказательствами. Тело было найдено. И было найдено оно без головы. И одновременно с этим удмурты вспоминают о своей исконной вере — считается ли это простым совпадением? Не думаю. Есть свидетельства, что жертвоприношения животных имели место еще некоторое время назад относительно рассматриваемых нами событий. Так могли ли удмурты перейти к более «высшей» жертве в угоду ситуации? Это и предстоит решить вам сегодня. Помните об ответственности и серьезности решения. И о том, что оно в корне поменяет судьбу Ижевска. На этом у меня все. Спасибо.
— Благодарю Вас, Ярославль. Казань, Вы готовы к участию в прениях?
— Да, конечно. — В этот раз уже татарин поднялся со своего места. — Уважаемый суд, уважаемые присяжные. В ходе заседания я дал подробные ответы на все обвинения с официальной стороны, а также объяснил вам причины и внешние обстоятельства, в результате которых вообще стало возможным обвинить вотяков в целом и Ижевска в частности. Неоспоримый факт состоит в том, что практика жертвоприношений в целом, если и была у удмуртов, то было это столь давно, что рассматривать ее в рамках этого дела как минимум некорректно. К тому же, в пользу моего подзащитного говорит наличие у широких масс жителей Урало-Поволжского региона схожей приметы относительно падучей болезни. Также не стоит упускать и другие доказанные мною факты, по сумме которых Ижевск выходит абсолютно невиновным. В вашей власти сегодня решить судьбу этого олицетворения, и поэтому я, также призываю помнить об ответственности и вынести правильный вердикт, ведь в нашем обществе, находящимся на пороге нового, двадцатого, века, нападки на целый народ просто возмутительны, оскорбительны и должны были давно уже остаться в прошлом. Я вас прошу оправдать Ижевска. На этом у меня тоже все, господин судья. Спасибо.
— Вставайте, пожалуйста, подсудимый. Вам предоставляется последнее слово.
Помолчав пару минут, Аркадий собрался с мыслями и произнес следующее:
— После такого обоснования я и впрямь думаю, что я не виновен. Пусть будет так, ведь со стороны видно лучше. — Помолчав еще немного, удмурт добавил: — Меня печалит лишь то, что, судя по всему происходящему, Вятка и впрямь считает меня виновным…
— Я не хотел! — Впервые за все заседание заговорил Кирилл. — Мы… Я искал всевозможные пути не оказаться на этом месте, но я ничего не смог сделать. Ну же, Аркаш, верь мне! Я не бросал и не бросаю тебя! Именно поэтому я и молчал все это время!
— Я верю тебе и все понимаю. Не волнуйся, Кирь, правда. Приезжай почаще только ко мне в Сибирь, хорошо?..
Вятчанин замолчал. Опустив взгляд в пол, он мысленно корил себя за чрезмерную слабость и беспомощность в таком важном деле.
— Подсудимый, на последнем слове Вы не должны были разговаривать с кем-либо. Впрочем, ладно. — Москва повернулся к присяжным. — Уважаемые присяжные заседатели, здесь много прозвучало слов о чести, долге, справедливости и ответственности. Прошу не пренебрегать этими понятиями и решить судьбу подсудимого наиболее заслуженно и достойно. А теперь, если у вас ко мне нет вопросов, я предлагаю вам прямо сейчас пройти в совещательную комнату для вынесения вердикта по настоящему делу. Пожалуйста, проходите.
— Прошу всех встать! Объявляется перерыв! — Объявил Симбирск, потянувшись. В прочем, его за это никто не упрекнул, ведь разбор всех деталей потребовал довольно много времени, и усталость уже потихоньку брала свое.
В перерыв, длившийся около часа, Казань и Нижний не отходили от Ижевска. Они будто специально закрывали его от всех присутствующих, справедливо полагая, что лишнее влияние на, по сути, уже финишной прямой может оказать непоправимый ущерб начавшему верить в свои силы удмурту. Хотя и поругать того за столь опрометчиво сказанное в последнем слове, все же, стоило. Но, все же, сейчас, когда удалось поймать более-менее уверенный настрой у самого подсудимого, было очень важно не дать никому его сбить — особенно это касалось Вятки, как-то даже подло поступившего с Аркадием. В прочем, все понимали, что-то была не столь его вина, но меры по ограждению их друг от друга все же были предприняты.
Справедливости ради стоит отметить, что Кирилл и сам понимал, что общение с Ижевском сейчас явно не пойдет им обоим на пользу, и потому держался в другом конце зала, периодически заговаривая о чем-то с Ярославом.
После долгих пятидесяти минут ожидания был подан сигнал к продолжению заседания.