— Всем встать, — крикнул помощник судьи, и Кэролайн Мастерс заняла свое место за столом.
Она тоже изменилась. В начале слушаний Кэролайн Мастерс начинала день с оживленным видом, ее взгляд выражал внутреннее довольство и интерес к жизни, она была в расцвете своих сил и возможностей, но теперь, кажется, эти возможности и силы были уже на исходе. Она как-то замкнулась в себе: лицо стало угрюмым, выражение его выдавало внутреннюю сосредоточенность. Пэйджит уже не мог читать ее мысли, как читал мысли Маккинли Брукса.
Он ожидал от судьи Мастерс вводного слова, в котором она, со свойственной ей язвительностью и склонностью к сдержанному юмору, сказала бы о том, какую аргументацию ждет от сторон. Но она не сделала этого. Кивнула Шарп, потом Пэйджиту, сказала просто:
— Дело чрезвычайно ответственное. Рассчитываю, что вы сделаете все, чтобы помочь мне.
И это было даже лучше длинного вступительного слова. Взойдя на подиум, Шарп выражала своим видом почтительность, говорила тихим голосом:
— В окружной прокуратуре это дело рассматривается как весьма ответственное, оно вызвало у нас глубокие раздумья. Мы отнеслись к проблемам, с ним связанным, вдумчиво, с высокой ответственностью, достаточную меру ответственности мы намерены проявить и здесь, сегодня.
Пэйджит отметил про себя, что первые фразы Шарп произведут должный эффект — она уловила настроение судьи и не стала подчеркивать бесспорность своих позиций. Он убедился, что изменилась не только Кэролайн Мастерс.
— Мария Карелли, — тем же тихим голосом произнесла Шарп, — убила Марка Ренсома. Она давно признала это. Пока она не может доказать, что это убийство совершено в целях самозащиты, его следует рассматривать как уголовное преступление.
Странно, подумал Пэйджит: именно это он говорил Карло в начале их ужасного — возможно, рокового — спора. Обернувшись, он увидел боль, запечатлевшуюся на лице мальчика, как будто тот слышал целый хор обвинителей, выстроившихся напротив его матери.
— Как известно, — продолжала Шарп, — мотив не является элементом преступления. Но известно также, что наличие мотива у мисс Карелли сомнений не вызывает. — Она сделала паузу. — Это — кассета, которая могла погубить ее жизнь.
А вот Пэйджиту довелось послушать и такую кассету, которую никто из присутствующих здесь не слышал.
— Единственный способ для мисс Карелли избавиться от обвинения в убийстве, — сказала Шарп, — доказать, что она действовала, защищая себя.
Тишина была полной. Шарп овладела вниманием публики, у нее был более эффективный способ, чем повышение голоса.
— Мисс Карелли говорила о самообороне. Но все ее попытки доказать это доказали лишь одно: ее слова не заслуживают доверия. С точки зрения формальной дело может быть названо «народ против Карелли». Но его правильнее назвать «Карелли против фактов». Единственное, чем мисс Карелли может подтвердить свою версию, — слово самой мисс Карелли. Поэтому необходимо убедиться, что слову ее можно верить.
Пэйджит подумал, что он лучше Шарп знает цену слову Марии. Но даже на его взгляд, взгляд субъективный, аргумент Шарп показался весомым. Не умея доказать, что Мария — убийца, Шарп сможет доказать, что она — лгунья. Люди — и судьи в том числе — лгунов не жалуют.
— Мария Карелли просит судью поверить ей, точно так же она просила окружного прокурора поверить ей до того, как мы выдвинули обвинение. Поэтому мы просим судью изучить те данные, которыми мы располагаем; их источник — мисс Карелли. — Шарп помолчала. — Мы изучали эти данные до тех пор, пока нам не осталось ничего другого, как обвинить мисс Карелли в убийстве.
Кэролайн Мастерс, нахмурившись, следила за ходом мыслей Шарп. Она не смотрела на Марию Карелли, Мария не смотрела на нее.
А Марни Шарп между тем продолжала:
— Один из выводов, который мы сделали, — Марии Карелли нельзя верить. Она говорила о том, что пришла в номер Марка Ренсома, поскольку у того была кассета — кассета столь разоблачительного содержания, что адвокат мисс Карелли настаивает: она должна быть изъята. Но пока мы не нашли кассету в доме Марка Ренсома, мисс Карелли ни разу даже не упомянула о ней. Зато она тщательно разработала легенду, по которой единственная цель ее визита к Марку Ренсому — кассета Лауры Чейз. — Шарп понизила голос. — В течение часа после убийства Марка Ренсома она обдумывала свою историю, стараясь сделать ее как можно правдоподобнее.
По залу прошел приглушенный шепот. Марни Шарп придала своему аргументу новое звучание — главным был не сам факт, главным было лишить Марию и как женщину, и как жертву симпатий публики. И, видимо, это ей в какой-то степени удалось добиться.
— Когда мы нашли кассету, — говорила Шарп, — все тайное в истории мисс Карелли стало явным. Мы обнаружили, что Мария Карелли купила пистолет после первого звонка Марка Ренсома. Она объяснила покупку пистолета какими-то угрожающими телефонными звонками. Нас удивило, что ее так напугали эти звонки и в то же время она никому не сказала о них. Но, найдя кассету, мы нашли и ответ: Мария Карелли купила пистолет, чтобы убить Марка Ренсома. Поскольку у него была эта запись.
Шарп снова помолчала. И паузы ее, и ее речь укладывались в какой-то единый ритм. Пэйджит чувствовал: версия Марии рушится, как карточный домик.
— После того как Мария Карелли принесла пистолет в номер Марка Ренсома и убила его, она заявила нам, что он пытался ее изнасиловать. Нам показалось странным, что на его члене не было выделений.
Выделений не было, неожиданно понял Пэйджит, из-за того, что, боясь за свою жизнь, Мария Карелли сосала член Марка Ренсома, пока член не стал мягким.
Все угрюмей смотрела судья Мастерс. У приободрившейся Шарп прибавилось сарказма в голосе.
— Удивляет нас и то, — заявила она, хотя по тону ее было видно, что как раз ничего удивительного здесь вовсе нет, — что у мисс Карелли есть царапины и на шее, и на бедре, и тем не менее частицы ножи обнаружены под ногтями лишь у мисс Карелли и только у мисс Карелли. Странно и то, что царапины на теле мистера Ренсома были нанесены, судя по всему, когда он был уже мертв. Странным нам кажется и то, что мисс Карелли заявляет, что стреляла в Марка Ренсома с расстояния в три дюйма, однако следов порохового нагара на теле убитого нет.
Марни Шарп сделала новую паузу.
— Но, откровенно говоря, дело выглядит несколько иначе. Странным все это нашли только те из нас, кто не сведущ в патологии. Доктор Элизабет Шелтон находит все это просто очень скверным. Она пришла к выводу, с которым в итоге согласились все, что данные медэкспертизы говорят в пользу следующей версии: мисс Карелли убила мистера Ренсома, сфабриковала улики и обвинила мертвого человека в изнасиловании.
Шарп подняла голову и смотрела только на судью.
— Мертвого человека, — тихо повторила она, — который при жизни был импотентом.
В зале суда была тишина. И снова Кристофер Пэйджит подумал о том, что знает правду, которую не знают другие. Хотела того Шарп или нет, но, как начинку в пирожок, она вложила маленькую ложь Марии в собственную большую ложь: будто бы Мария Карелли пришла в номер Ренсома, имея намерение убить его. Мария пришла, это Пэйджит теперь знал, не для убийства, а чтобы делать все, что пожелает Ренсом, защищая таким образом сына, которого защищала прежде, обманывая самого Пэйджита. Но Шарп продолжала свой неумолимый рассказ, излагая события так, как она их понимала:
— Человек, который, как уверяет Мария Карелли, пытался изнасиловать ее, был неспособен изнасиловать кого бы то ни было…
— Чем вы объясняете кровоподтек мисс Карелли, мисс Шарп?
Это была Кэролайн Мастерс, она высказала как раз то, о чем думал Пэйджит.
— Мы не знаем, как он появился у нее, — бесстрастно проговорила Шарп. — Но мы знаем — мы внутренне убеждены в этом, — что появился этот синяк совсем не так, как она об этом рассказывает. Мы смогли восстановить многие факты, ложно истолкованные мисс Карелли, но объяснить появление синяка мы не можем.