— Как ты? — спросил он.
— Прекрасно. А ты, видимо, нет?
— Нет.
— Тогда тем более ты должен восхищаться мною, — сказала она и повесила трубку.
— Почему Нью-Йорк? — возмущался Ричи. — Я думал, на этой работе не будет командировок.
Приведя Елену из детского сада, она застала его в спальне за компьютером. Он сосредоточенно выписывал сложный график — значит, опять очередное начинание. Как по-разному, подумала Терри, смотрят они на одно и то же: Ричи, глядя на компьютер, представляет, как его идеи превращаются в деньги; она, Терри, вспоминает, сколько денег пришлось заплатить за этот компьютер. Сорок пять сотен долларов.
Два дня они спорили, пока Ричи наконец не уговорил ее. Потом, окрыленный, он три дня таскал Елену, Терри и ее кредитную карточку по компьютерным магазинам и терзал продавцов расспросами. В конце концов Терри измучилась в магазинах с Еленой, а Ричи получил лазерный принтер и новейшее, совершеннейшее графическое устройство.
— Я говорила лишь, что командировок будет немного, — возразила она. — Почти каждому юристу приходится бывать в каких-то командировках.
— Но почему ты? — спросил он. — Ведь это его подружка.
И снова Терри порадовалась тому, что не рассказала Ричи о сыне Пэйджита; степень ее доверия к мужу менялась по какому-то странному закону — то возрастая, то убывая в минуты, когда она чувствовала себя обиженной.
— Не подружка, а старый друг. И мне приятно, что Крис доверил мне это.
— Ну вот, теперь уже и «Крис»! — Ричи картинно пожал плечами. — Тогда, конечно… о чем бы «Крис» ни попросил…
— Не будь ослом, Ричи. Что же мне, называть его «мистер Пэйджит», как Мари Тэйлор Мур зовет своего босса «мистер Грант»?
По тому, как муж смотрел на нее, она поняла, что сейчас он смягчит тон.
— Что же это? У меня планы, обеды с людьми, которые могут вложить средства в мои исследования. Я не могу быть нянькой у Елены.
— Нянькой? — повторила Терри. — Какой нянькой? Ты имеешь в виду тех тинэйджеров, которые сидят с чужими детьми, пока нет своих?
— Ты знаешь, что я имею в виду, — огрызнулся Ричи. — Я связан по рукам и ногам.
— Может быть, с ними можно поговорить в рабочее время?
— Нельзя. Они заняты работой.
Терри искала в его лице признаки иронии, но напрасно.
— Да, — вздохнула она. — Удивительно, сколько людей заняты работой.
Ричи вспыхнул:
— Это оскорбительно, Тер. Как я могу делиться с тобой своими планами, если при этом ты насмехаешься надо мной?
Терри поймала себя на том, что внимательно разглядывает его. Худой, жилистый, с вьющимися каштановыми волосами и такими горящими черными глазами, что постоянно казался поглощенным видениями, открывавшимися его внутреннему взору. Когда она впервые увидела Рикардо Ариаса, ему было только двадцать два. Но он поразительно отличался от всех, кого она встречала до этого, — полон идей, всегда в движении, в стремлении воплотить в жизнь свои лучшие мечты. Между те́м Ричи и Ричи теперешним были диплом юриста, и компьютер, который она ему купила, и три работы, на которых он не смог удержаться, и бесконечные метания, кажется, еще более бессмысленные, чем движения заводной игрушки, вроде той, что Терри поставила перед Еленой в гостиной, чтобы та не мешала их разговору.
— Извини, — ответила она. Отчасти своим воспоминаниям, отчасти ему.
— О'кей, — с напускным спокойствием произнес Ричи. — Наверное, ты и сама не представляешь, каким тоном разговариваешь со мной.
Слова были бессмысленными. Не мерещится ли ей, подумала Терри, торжество в его глазах при всяком ее отступлении, и не измучил ли он ее до такой степени, что она тоже начинает верить: только боль, причиненная другому, помогает утверждению собственного «я».
— Наверное, это из-за того, что меня очень беспокоят расходы на ресторан, — наконец сказала она. — Наш кредит почти исчерпан.
— Ничего не поделаешь. В рабочее время они не могут уделить мне внимание. Кроме того, за обедом проще расположить людей к себе.
Терри промолчала. Ричи считает, что только роскошный ресторан, а не их скромная квартира может дать представление о том, кто он такой. И, кажется, одна только Терри знает, что стол в их столовой никогда не принадлежал им, что последняя покупка Ричи была пустой тратой денег, что у Елены слишком редко бывают обновы. Вечером накануне их последнего переезда, когда укладывались вещи, она задумчиво смотрела в пустой упаковочный ящик и думала о том, что единственный итог их супружества — старые университетские календари да два свадебных альбома с красивыми надписями, сделанными как будто бы совсем другой женщиной.
— Мамочка, — раздался голос Елены, — я хочу макароны с сыром.
Дочь стояла в дверях, держа в руках заводную утку.
Прекрасное пятилетнее существо с глазами Ричи. Вот истинный плод их супружества.
— Конечно, Лени.
Ричи сгреб Елену в охапку.
— Мамочка сейчас приготовит нам. Папочка тоже любит макароны с сыром.
Терри пошла в кухню. Елена и Ричи щебетали за ее спиной.
Ночью она не спала. На следующее утро оставила деньги на приходящую няню, отвела Елену в детский сад и успела на рейс в восемь тридцать до Нью-Йорка.
2
Мелисса Раппапорт ждала ее в дверях своей квартиры.
Для Терри это было неожиданностью. И облик Раппапорт был необычен: фигурка подростка, тонкое личико и глаза мартышки, излучающие живой ум. Косметикой она почти не пользовалась, а для укрощения буйных черных волос и придания им суровой простоты они были коротко острижены. И одежда ее подтверждала, что перед вами человек слишком серьезный, чтобы заботиться о своей красоте, — серые слаксы, свитер с высоким воротом, унылые черные туфли-лодочки и никаких украшений. Даже серый шерстяной костюм Терри и ее белая блузка казались здесь вызывающе нарядными.
Протянутая Терри рука Мелиссы оставляла впечатление чего-то хрупкого.
— Вы такой путь проделали, — сказала она. — Марк был бы польщен.
— Я признательна вам за то, что вы пошли навстречу моей просьбе.
— Да? — Сомнение звучало в этом слове, как будто Раппапорт забыла, что сама пригласила Терри. — Хорошо, пожалуйста, заходите.
Они прошли через холл, миновали библиотеку с книжными полками от пола до потолка, вошли в гостиную.
Комната была просторной, ее украшали конструктивистские железные скульптуры и абстрактные эстампы. Деревянный пол был отбелен, мебель обита белой итальянской кожей; однообразная белизна создавала ощущение, что здесь обитает человек, избегающий эмоций.
— Могу я предложить вам кофе? — спросила Раппапорт. Терри почувствовала, что для хозяйки любое занятие предпочтительнее разговора; в ней ощущались равнодушие и легкая досада человека, в мир раздумий которого вторглись с не очень важным визитом.
— С удовольствием выпью, только без молока, пожалуйста, — ответила Терри, и Мелисса покинула комнату.
Стеклянный прямоугольник окна занимал практически всю наружную стену. Зимний Центральный парк сквозь него выглядел лунным пейзажем — газоны под снежным покровом, тропинки без пешеходов, ледяное зеркало пруда. Облака скрывали отдаленные небоскребы Ист-Сайда, бросали тень деревья без крон, их голые ветви напоминали Терри скульптуры в самой комнате. Глядя на парк, она думала о том, как может редактор «на вольных хлебах» уживаться с таким пейзажем.
Как бы в ответ Раппапорт произнесла за ее спиной:
— Ренсом любил эту квартиру. Конечно, мебель теперь другая.
Терри кивнула; ей показалось, что обстановка мало соответствует духу Ренсома, каким он представлялся ей.
— Прекрасный вид, — улыбнулась она.
— Спасибо. — Хозяйка протянула Терри чашку и блюдце китайского фарфора, указала рукой на диван.
— Садитесь, пожалуйста. Если не возражаете, я буду стоять — целыми днями приходится сидеть.
— Конечно.
Она стояла, сунув руки в карманы. Поза ее являла собой нетерпение, как будто в любой момент, поддавшись настроению, она могла уйти прочь. Терри решила пока молчать.