Бесполезно.
Ни дуэль взглядов, ни убеждённость Питера в своих словах не заставили Нейтана признать его версию. Включив режим политика, тот добавил в свой вариант пару новых деталей, типа пожарной лестницы и своей – так и быть – помощи, но не во встречном взлёте, а стаскивании бессознательного брата по лестнице вниз.
Буквально пару минут назад выбравшись из тумана, Питер чувствовал, как отгородившийся от него Нейтан снова погружает его обратно в темноту. Такого брата ему было очень сложно «читать», но всё, что тот сейчас говорил, было так связно, так логично, и, пусть холодно, но так… обычно.
Сглотнув подступающий к горлу ком, Питер почти умоляюще посмотрел на Нейтана.
Но тот, сдвинув брови над потяжелевшим взглядом и угрожающе понизив тон, поставил точку в их разговоре.
- Это всё, что было. Остальное – просто бред.
* *
Нельзя сказать, что Нейтан совершенно разуверил его в том, что показывала ему собственная память, но выводы в любом случае напрашивались неутешительные.
Если прав был брат, то Питер оказывался совершенно без почвы под ногами, жизнь теряла всякий смысл, и что делать дальше – не представлялось ни под каким углом зрения.
Если прав был Питер, то поведение Нейтана не укладывалось ни в какие рамки и, пожалуй, легче было бы считать, что брат потерял память, чем осознанно пытается теперь ввести всех в заблуждение. Последнее было бы совсем прискорбным, и если быть абсолютно откровенным с самим собой, ранило бы сильнее всего.
Ранило бы…
Ранило…
Питер словно вернулся на двадцать лет назад, когда он был совсем маленьким, и не всегда понимал, когда взрослые говорят ему правду, а когда заговаривают зубы. Иногда он видел откровенную ложь, но никогда – от Нейтана. Хотя – сейчас он задумался об этом – неужели тот ни разу его тогда не обманывал? Сколько он помнил, тот говорил ему правду, даже если она была не самой приятной и лёгкой. Всегда учил смотреть в лицо тому, что представало перед ним, будь то страх, опасность или истина.
И насколько страстно он желал, чтобы его воспоминания о полёте брата оказались верными, настолько же отчаянно боялся узнать то, что тот ему врёт.
Параллельно с размышлениями он, никогда не рисующий, зачем-то накарябал карандашом на обрывке бумаги символических человечков – себя и Нейтана. На фоне города. Брат – точно такого же вида человечек, как и Питер, только с галстуком – стоял на ногах, а он сам, оттолкнувшись от какого-то выступа, летел к нему.
Смешная получилась картинка.
* *
Визит матери подкинул очков в пользу версии Нейтана.
Пока Питер несмело улыбался и прятал от неё рисунок, она, обрушившись на него с вопросами, но, так и не дождавшись объяснений о том, что именно ему понадобилось на крыше, довольно спокойно и как-то очень буднично рассказала ему некоторые подробности о смерти отца. Будто бы это был не инфаркт, а попытка самоубийства. Уже не первая, но окончательная. Эти факты скрыли, чтобы не портить репутацию семьи, и пусть это была ложь, но во спасение.
Это не слишком вязалось с образом отца, каким его запомнил Питер, но признаваться самому себе, что его второй раз за день обманывают не просто близкие, а ближе просто некуда, люди, было крайне тяжело.
Практически невозможно.
Как будто одного Нейтана было мало.
Разум разводил руками, отказываясь подсказывать ответ, теряясь от подкинутых ему многочисленных вероятностей, а сердце изводилось, не помогая, а только увеличивая растерянность.
Зачем все эти подробности?
Почему именно сейчас?
Нет, он понимал, куда клонит мать, но ему было нужно, чтобы она сказала это вслух.
И мать не отступила.
Сообщила, что у отца был маниакально-депрессивный психоз. С двадцати трёх лет. Что это решили скрыть от сына, так как болезнь наследственная, а Питер всегда был слишком впечатлительным. А почему сейчас?… Потому что от иррациональных идей всего один шаг до самоубийства, и ему пора разобраться со своей жизнью.
И если хоть что-то можно изменить, то она готова на всё.
Он бы, может быть, всё-таки усомнился, но то, с какой решимостью мама произнесла последнюю фразу и то, как после, склонившись к нему и не скрывая увлажнившихся глаз, сказала, что боится потерять его…
Как можно было не поверить?!
Скрыв за ответной улыбкой дрогнувший подбородок, он опустил голову, пряча глаза.
При матери он тоже не слишком любил плакать.
====== 18 ======
Выскочив на крышу, Нейтан увидел брата, которого уже почти отчаялся найти, и облегчение затопило его.
- Я всюду тебя искал!
И тут же подступило раздражение.
Нейтан отказывался признаваться себе, что просто до смерти перепугался исчезновением Питера. Как всегда, легче было подменить страх какими-то другими эмоциями.
Даже не оглядываясь, всё также глядя на город, брат спросил.
- Ты знал об отцовской депрессии?
- Да…, – предупреждённый матерью, подтвердил Нейтан, благо Питер смотрел не на него. Не то чтобы его остановил прямой взгляд, но тогда пришлось бы тяжелее.
- Почему не сказал мне?
- Каждый имеет право на тайны, – не сумев сдержать отрывистый вздох, глухо пробормотал он в ответ.
Как же всё это ему не нравилось. Сам разговор, сразу принявший странный, тяжёлый оборот. Голос Питера, сдавленный и отстранённый. То, что тот слишком близко сидел у края – так опасно и с таким безразличным видом, словно под ним не было несколько десятков футов пустоты. Ветер, перебирающий его волосы. Глаза, даже в слабом свете ночных огней, слишком блестящие для того, чтобы можно было поверить видимому спокойствию.
- Я был уверен, что полечу, – словно всего уже происходящего было мало, Питер встал на своём маленьком выступе и выпрямился в полный рост, – а оказалось, что я просто псих.
- Пит! – Нейтан дёрнулся к нему, но остановился, боясь, что этим только подтолкнёт его. Пытаясь справиться с волнением, и страхом, и злостью – и на себя, и на брата, и на все дурацкие обстоятельства, он как мог спокойно обратился к нему, – всё это мы уже проходили! Или ты не наигрался?
Тот, наконец, обернулся к нему лицом, и это бы обрадовало Нейтана в любой другой ситуации, но не тогда, когда за спиной не слишком адекватно ведущего себя брата оказалась пропасть.
И он, упреждающе улыбнувшись, осторожно протянул ему руку.
- Может, поставим точку?
Но Питер, глядя с высоты выступа на брата, всем своим видом выражающего призыв к благоразумию, очевидно, не собирался легко сдаваться.
Раз уж тот сам загнал его в этот угол.
Раз уж не оставил никакой иной возможности выяснить правду.
- Что произошло, Нейтан? Когда я прыгнул, ты ведь взлетел.
Ну сколько он ещё будет его мучить?
Нейтан укоризненно посмотрел на него.
- Признай, что ты, – Питер неопределённо кивнул в сторону, – взлетел!
Но Нейтан продолжал молчать; он стоял не двигаясь, весь взмокший, то ли от недавней беготни, то ли от напряжения, и почти перестал дышать, глядя, как Питер, не добившись от него ответа, переставляя ноги, ещё ближе подобрался к краю.
- Признай, или я снова прыгну! И плакали твои выборы, – подходя спиной к краю, повысил Питер голос, – если я разобьюсь вдребезги об асфальт!
Наклонив голову, будто решившись что-то сказать, Нейтан лишь коротко выдохнул, и снова замер, гипнотизируя выступ и ноги брата.
Выборы, как бы они ни были важны, определённо не были той точкой, нажав на которую, Питер добился бы желаемого.
Ну что ж, оставался последний вариант.
Питер двинулся дальше, уже на полступни вышагнув за край, и даже немного качнулся назад, когда Нейтан сдался.
- Ладно, – отрывисто выпалил он, и, оставаясь на месте, дождался, когда брат вернётся на более безопасную позицию.
Смотрящий сверху вниз, с распрямлённой спиной и упрямым взглядом, и вроде бы задающий правила разговора, Питер как никогда сейчас напоминал себя маленького, когда чем-то смертельно обиженный забирался на своё любимое дерево, и шмыгал там в листве, пока Нейтан не приходил и не стаскивал его оттуда.