Может быть, он и начал понимать, но пока что так и не научился контролировать.
И ему не стоило так заводиться.
Его руки начали становиться прозрачными, а голову пронзила дикая боль. Перед глазами замелькали видения взрыва, всё закружилось, боль не отпускала, изменяясь, охватывая всё тело, отдаваясь резью, сжимая тисками, возводя чувствительность рецепторов до такого уровня, что их сигналы терялись за границей восприятия, а способности активировались, кажется, все скопом.
Неизвестно, чем бы это всё закончилось, но остановить это мельтешение ему помогла лечебная сила спасительного кулака Клода.
Не то, чтобы это было совсем безболезненно, но определённо лучше, чем эта адова карусель или забрезжившая впереди новая кома.
* *
Дальше обучение пошло гораздо бодрее.
Там, где Питер нащупал возможность обращаться к своим способностям, Клод разглядел способ их провоцировать. Физическая боль, страх смерти и членовредительства – неважно. Важно то, что это могло подвести Питера к тому психо-всплеску, который активировал его личные каналы связи между желанием использовать дар и «местом», где этот дар был в нём «спрятан».
Физически это выражалось в том, что Клод просто завёл Питера к себе на крышу и начал отрабатывать на нём приёмы, размахивая палкой, гоняя вокруг голубятни, и, как обычно, в промежутках между ударами, не щадя языка своего, изливая на него всю свою едкость.
- Ты же можешь со мной справиться, так чего ты ждёшь?!
- Я пытаюсь!
- Когда ты превратишь Нью-Йорк в кучу золы, мы напишем на твоей могиле: здесь лежит Питер Петрелли, он пытался! Поройся в закромах, отыщи сюрприз! Взлети, останови время, нарисуй картинку! Сделай что-нибудь неожиданное!
Сначала ничего из этого всего не выходило, но потом Питер взял и, не прикасаясь даже пальцем, отбил палку, переломив её пополам.
Сюрприз удался на славу. Это действительно было что-то новенькое. Питер даже не сразу понял, у кого он позаимствовал эту способность, но потом вспомнил Техас. И того психопата, от которого он спасал Клер. И дверцы шкафчиков, которые тот отшвыривал одной силой мысли.
Не самое приятное воспоминание. И от этого не слишком желанное приобретение. Которое, однако, только что спасло его от удара по голове.
Клод же радовался этому безо всяких болезненных примесей.
Может быть, и получится добиться того, чтобы этот чудак не взорвался.
Может быть.
* *
Так же, как и сам Питер, Айзек был уверен в том, что именно тот станет причиной взрыва. Но его уверенность в значительной степени была приправлена ревностью и обидой, и, сознательно желая спасти город, а подсознательно – убрать соперника, он, поддавшись словам Симон, решился повлиять на будущее, и позвонил тому единственному, кому, как он считал, мог доверять.
Тому, кто забрал его, когда-то никчемного и опустившегося, в свою лабораторию, а выпустил практически здорового и умеющего рисовать картины без предварительной дозы наркотиков.
Ною Беннету.
И когда тот прибыл в его студию, со своим неизменным чёрным спутником, Айзек выставил перед ними все картины, так или иначе изобличающие причастность младшего Петрелли к будущим событиям, наглядности которых было очень сложно противостоять.
Особенно мистера Беннета заинтересовали изображения, косвенно указывающие на то, что младший Петрелли приобрёл умение становиться невидимым. Это была редкая способность. До этого Ной встречал её только у одного человека.
Очень давно.
У своего бывшего напарника.
Того звали Клод, и он давно считался мёртвым.
Предупредив художника, что Питер может придти к нему прежде, чем они его найдут, Ной без излишних объяснений, лишь многозначительно посмотрев, вручил ему пистолет, и отправился к месту, неоднократно отображенному на картинах. На крышу дома, в котором некогда жил Чарльз Дево, где была голубятня Клода, где произошло уже много разных событий, и, судя по всему, предстояло произойти как минимум ещё одному.
* *
Была уже ночь, когда, взяв паузу между тренировками, они на удивление мирно беседовали возле голубятни. Клод запускал внутрь налетавшихся голубей и, проявляя недюжинные знания и не скрывая, что имеет за плечами некий таинственный опыт, рассказывал Питеру о практическом применении теории Дарвина, скрещивании видов и получении максимального потенциала, без двусмысленностей указывая на то, что под максимальным потенциалом в данный момент он имеет в виду Питера. Тот действительно был уникален – даже среди остальных людей, имеющих способности.
Беседа уже подходила к концу, и они вновь собирались приступать к тренировкам, когда в шею невидимки прилетела пуля электрошокера.
Питер успел подхватить его падающее тело, и, обернувшись в сторону стрелявших, остановить время за мгновение до того, как в него самого воткнутся два летящих к нему жала. И уже через несколько секунд, на лету подхватив скинутого им же с крыши Клода, со скоростью звука умчаться прочь от остолбеневшего Ноя Беннета и его верного помощника.
Для того чтобы, доставив Клода в свою квартиру, выслушать от того целую параноидальную эскападу и обвинения во всех смертных грехах и предательстве.
Тот словно столкнулся с призраками, и, возможно, так оно и было, судя по бессвязным обрывкам, которыми он перемежал свои вопли в сторону Питера. Всё, что тому удалось понять, так это то, что люди, стрелявшие в них, были частью прошлого Клода и причиной, по которой он столько лет скрывался от мира. Оттянув в сторону горловину футболки, Клод показал отметины, которые имел каждый побывавший в лаборатории «тех ублюдков».
Питер посочувствовал бы ему, если бы тот не врезал ему, как только пришёл в себя, и не начал обвинять в чём ни попадя, даже не разобравшись. Да и разобравшись, протянув цепочку до Беннета не напрямую от Петрелли, а через Айзека и его картины, в более благостное расположение духа он не пришёл.
Даже не сказав спасибо за спасение жизни, Клод послал Питера далее разбираться со своими каморками и тараканами самому, и, на ходу растворяясь в воздухе, хлопнув дверью, исчез из его квартиры.
И из жизни, по всей вероятности, тоже.
Навсегда.
Оставив Питера одного, ещё более отчаявшегося, чем тот был до знакомства с ним.
* *
Неизвестно, что хуже.
Терять надежду раз и навсегда, смиряясь с судьбой, будучи полностью готовым принести себя в жертву, и идти до конца, не растрачиваясь ни на что, кроме этого последнего пути. Или терять её повторно, когда-то уже пережив и готовность к жертвенности, и обретение нового шанса.
В первый раз это только боль.
Во второй – ещё и обида и гнев. Очень сильно мешающие новому смирению. И толкающие если не на новую борьбу, то на получение хотя бы некоторых ответов на множество своих «почему».
Если не на то «почему», из-за которого ему вновь придётся смиряться с собственной смертью.
То хотя бы на то, из-за которого Айзек вывел на него людей с оружием.
====== 31 ======
У Нейтана был только один вопрос.
Где его брат?
Вопрос, почему он от него сбежал, Нейтан старался себе не задавать. Во избежание. Просто искал, рассылая людей, которым он доверял, везде, где был хоть небольшой шанс встретить Питера. Пока что безуспешно, но он не сдавался. Собственно, у него и не было сейчас иного выбора.
Позволив себе увязнуть во всей этой истории со сверхспособностями, теперь он старался не отпускать руку с её пульса. Хотя иногда ему казалось, что только после того, как в это поверил он сам – это и стало правдой, но потом вспоминал, что это прерогатива его брата – делать реальными самые безумные вещи, а он, Нейтан, он ведь никогда не был ни безумцем, ни волшебником. А то, что внутри него самого уже давно начали твориться какие-то сумбурные, не дающие покоя процессы, так это все последствия последних стрессов, и вот пройдут выборы, он найдёт брата и поможет ему – и всё вернётся на свои места.
И он, как и прежде, вставал каждое утро, надевал костюм, подбирал к нему галстук, и, проверяя все застёжки на своём скафандре, стараясь не замечать, как тот становится всё теснее, отправлялся в штаб, окунаясь в свою предвыборную гонку и Линдермановское дело, за которое он по-прежнему радел, и по которому именно сейчас активизировалось ФБР.