Они разминулись. Меридит сказала, что дочь тоже хотела с ним познакомиться, но уже ушла. Это было и облегчением и разочарованием. Нейтан знал, что эта встреча состоится, не сейчас, так после, она была неминуемой, но, возможно, отсрочка была полезной, и необходимой для того, чтобы привыкнуть ко всему этому.
Волнение, получившее временной аванс, уже почти улеглось, когда Меридит, достав свой телефон, предложила ему посмотреть на фото дочери.
Сказать, что это было неожиданно – не сказать ничего. Он только что узнал её имя – Клер, это уже было практически знакомство, но увидеть её лицо… он не думал, что простая фотография может вызвать такой нервный всплеск.
Бесславно сдавая себя вместе со всеми своими волнениями и страхами, он смотрел прямо на Меридит, не решаясь опустить взгляд ниже, на маленький светящийся экран.
Только после повторного, на сей раз грустного и насмешливого, предложения взглянуть на дочь, он решился и, взяв телефон в руки, приблизил его к лицу.
Меридит почему-то именно сейчас начала говорить про то, что Клер приехала к ней с вещами, надеясь на то, что он поможет решить ей какие-то проблемы, но она сказала ей, что та вряд ли может рассчитывать на что-то большее от отца, чем деньги. Но если Нейтан считает, что она поступила неправильно, то она может ей позвонить, и та тут же вернётся!
Довольно жестокая манипуляция. Ох, Меридит, Меридит… Нейтан всё не мог оторваться от фотографии, выжигая в памяти этот образ белокурой девчушки, красивой и грустной, словно извиняясь перед ней за всё, что он не сделал для неё, но больше за то, чего не делает сейчас и, возможно, не сделает в будущем. Чувствуя себя трусом и подлецом, он вспоминал слова матери перед отъездом, и всё, что ждало его дома: его семья, его выборы, его страх за брата, и не представлял, как туда впишется эта девочка с вещами, ожидающая от него спасения. Он просто не знал, что ему с этим делать.
Но прямо здесь и сейчас её не было, было лишь фото, и какими бы укоризненными ни казались её глаза, она не стояла рядом, ожидая непосредственных действий, и вряд ли могла испытывать боль от его отказа.
Поэтому, нехотя вернув телефон, давая себе мысленное обещание вернуться к этому сразу после выборов, он на удивление спокойно подтвердил, что Меридит всё сделала правильно, и что ему пора возвращаться к семье.
* *
Он не знал, что Клер, не до конца поверившая словам матери, втайне от неё надеясь на отца, осталась и спряталась под окном, не видя их, но прекрасно слыша весь разговор.
Она не видела его лица, и, тем более, не слышала его мысли, так что всё, что она поняла – это то, что он фактически от неё отказался, и это было для неё не просто крушением надежд, но почти что последние закрывшиеся перед ней двери.
У неё оставался только один выход – вернуться домой, к приёмной семье и приёмному отцу, которого она любила, но которого, как недавно оказалось, совсем не знала. Только то, что у него очень странная работа, опасная и для него и для других, и то, что он предпочитал стирать домочадцам память при любом подозрительном случае, оправдываясь тем, что спасает их.
* *
Вскоре Клер узнала о работе Ноя Беннета куда больше, чем сама бы того хотела. Узнала, что тот работает на компанию, занимающейся поиском, «учётом» и использованием людей со способностями, что некогда именно его боссы сделали ему предложение стать суррогатным отцом, вручив ошеломлённому молодому сотруднику укутанную в одеяльце маленькую девочку, объявив, что это его «задание», и приказав вернуть её сразу же, как только у неё проснётся дар.
И что когда её способность проявилась, он сделал всё, чтобы об этом никто не узнал.
Всё открылось, когда двое людей, некогда пережившие свои двое суток в лаборатории и имеющие характерные метки на шее, ввалились в их дом, и, угрожая всей семье, потребовали от мистера Беннета рассказать им правду.
В какой-то момент Клер даже почувствовала себя ближе к этим людям, чем к отцу, но стремительно развивающиеся события убедили её, что, по крайней мере, в одном Ной Беннет всегда был честен: он действительно любил свою семью, и ради её защиты был готов на многое.
Что он и доказал на следующий день, когда, после вынужденного привлечения компании к спасению своей семьи, и явления способностей Клер, вместо того, чтобы отдать её, он помог ей сбежать, устроив всё так, чтобы никто не догадался, что он был к этому причастен. Его чёрный помощник, гаитянин, прострелил ему бок, стёр память, и увёз его дочь туда, где до неё никто не смог бы добраться.
* *
Одним из людей, напавших на Беннетов, был Мэтт Паркман, полицейский, умеющий читать мысли, на самом деле весьма добрый и милый малый, который в итоге очень поспособствовал усмирению своего соучастника. Которым был Тед, куда более нервный тип, и имеющий гораздо больше причин для ненависти: после двухдневного похищения у него проявилась способность, медленно, на протяжении многих дней убивавшая его жену, и так, что он сам это не сразу понял.
Его дар был не очень позитивным: он умел излучать радиацию, но не умел её контролировать, при малейшем раздражении начиная пылать изнутри.
Тед был человеком-бомбой.
====== 32 ======
Не всегда зло причиняют плохие люди.
Не обязательно желать причинить боль или ущерб. Иногда достаточно просто не подумать о последствиях. Иногда – пойти на поводу у собственных эмоций: страха, обиды или ревности, да мало ли их таких – чувств, не справляясь с которыми, или нарочно потакая им, ты позволяешь им затуманивать свой разум настолько, что не видишь уже ни причин, ни следствий своих поступков. И послушно идёшь вслепую, ведь то, что так остро чувствуешь – тебе кажется, что оно не может врать.
И кто-то вскидывает руку с пистолетом, который когда-то так неловко брал, уверенный, что никогда им не воспользуется.
А кто-то играет в кошки-мышки, становясь невидимым, и раздразнивая соперника едкими фразами.
Ни Питер, ни Айзек, не были плохими людьми. Они оба хотели спасти мир, и оба отчаянно искали ответы на то, как это сделать.
Не их вина, что они оказались по разные стороны баррикад, каждого из них судьба очень долго и упорно подталкивала к той точке, в которой они сошлись для выяснения отношений.
Питер, потерявший своего учителя в тот момент, когда у него только-только стало получаться контролировать способности, и знающий, что тех людей на крыше привёл к нему Айзек, считал последнего предателем.
Айзек, благодарный компании за освобождение от наркотиков, убеждённый в том, что их главной целью является предотвращение катастрофы, и верящий своим картинам, которые недвусмысленно указывали на то, что причиной взрыва станет Питер, считал его монстром.
Вид обоих – возбуждённый у Айзека, и мрачный у Петрелли – не помогал им в разубеждении в своих заблуждениях. Так же, как и ревность. Как бы ни тяготила обоих угроза над городом, именно ревность доводила их эмоции до того пика, за которым человек остаётся практически слеп.
Они не хотели никому зла.
И тем более, не хотели смерти.
Но когда раздался щелчок открываемой двери, Айзек, доведённый невидимостью Питера до бешенства, чутко прислушивающийся к любым звукам, резко повернулся, и бездумно, рефлекторно дернув напряжённой рукой, нажал на курок.
Питер едва успел подбежать и подхватить оседающее, с расплывающимся на груди красным пятном, тело Симон. Она не прожила и минуты, не успев ничего сказать, только глядя на них растерянным, непонимающим взглядом.
Оглушённые содеянным, какое-то время они тихо сидели подле неё, Айзек – пытаясь осознать, что именно он натворил, Питер – молча обнимая неподвижное тело.
А потом они вновь разошлись по разные стороны.
Снова впав в состояние аффекта, не справившись с ощущением собственной вины, Айзек всю её направил на Питера: это тот был монстром, это тот был во всём виноват, и в смерти Симон тоже!
Питер же, напротив, протрезвел, и с ужасом осознавая дело рук – здесь он не заблуждался – и своих тоже – снова став невидимым, оставил бушующего Айзека одного, и направился в единственное место, где его принимали всегда. Что бы он ни натворил.