====== 56 ======
Просто у неё больше никого нет – думал Нейтан, подписывая в полицейском участки бумаги, собираясь забрать оттуда мать – и только поэтому она пожелала вызвать именно его.
Не Хайди же просить.
Маленькие проблемы узкого круга семьи Петрелли должны были оставаться внутри этого круга, даже если в нём оставалось всего двое.
Он вспомнил, как бесился, когда мать забирали в участок во время его предвыборной гонки. Теперь же он не испытывал почти никаких эмоций по похожему поводу.
Впрочем, он вообще теперь почти не испытывал эмоций, если только это не касалось его брата. Передавленное сердце уже давно билось глухо и медленно, не имея причин колотиться в жажде жизни, но и не получая права останавливаться навсегда.
Нейтан всё ещё хотел надеяться на то, что Питер жив, но верить в это уже почти не получалось.
Было проще, когда он был один, в квартире – мирке, пропитанном братом – добровольно отрезанный от всего остального мира живых, с лёгкостью отсекающий их от себя со всеми их «пора забыть о нём и возвращаться к нам».
Стало почти невозможно, когда этот мир живых вдруг заявил о своей потребности в нём, пусть даже он был небрит, угрюм и неразговорчив. Миру потребовался не его смирившийся и вновь блистательный внешний фасад, а помощь, оказать которую мог только он. Хотя Нейтан бы не удивился, если всё это оказалось бы лишь частью очередной материнской многоходовки по вызволению забуксовавшего в своём горе старшего сына, а может быть и ещё более размашистого плана.
Но это, в общем, было неважно.
Если он не собирался подыхать, сдавшийся живущему в нём монстру, то всё равно когда-то надо было начинать жить заново.
Было только плохо, очень плохо то, что, напомнив о реальности, и вырвав Нейтана из собранной им из запчастей Питеровской вселенной, мир живых почти полностью лишил его главной веры последних недель.
Ещё один запрет на остановку пульса.
Ещё одна причина для замедления его темпа.
Насколько медленным он может быть для того, чтобы этого хватало для существования?
Нейтан не знал, как ему жить без Питера. Вообще без Питера.
Он уже научился жить без его присутствия, наивности, геройства, объятий.
Но как научиться жить без веры в его возвращение, на мизерном пятачке между болью памяти и страхом забыть хоть что-то о брате, он пока себе не представлял.
* *
Особенно, когда земля оказывалась мала настолько, что первый встреченный в «живом мире» оказывался новым воспоминанием о Питере.
Мэтт Паркман. Детектив.
Тот тоже его вспомнил. Как и обстоятельства, некогда приведшие мистера Петрелли в Техас. У того ещё был такой вид, что казалось, что он вносит залог за брата и забирает его посреди ночи не потому, что переживает лично за него, а потому, что того требует устав их странного семейства. Самоуверенный пижон в смокинге посреди заурядного полицейского участка. Ниже Мэтта на полголовы, но заполняющий собой раз в десять больше пространства. Мэтта могли не замечать, даже если он стоял посреди комнаты. Петрелли не остался бы без внимания даже сидя в самом дальнем и тёмном углу.
Даже когда он с порога всего лишь вопросительно приподнял брови, на всю катушку предъявляя свой повелительный взгляд, все сразу почувствовали необходимость полного содействия этому человеку, а уж когда на его жестком лице мелькнула улыбка, мир полностью и максимально для него удобно улёгся в ногах. По крайней мере, так тогда показалось Мэтту.
Перед нынешним мистером Петрелли мир если и лежал, то только по старой привычке. Но даже такой, обросший, в тёмной рубашке и потухшими глазами, он по-прежнему притягивал к себе взгляды окружающих. Даже такой держал плечи расправленными и, скорее всего, при желании смог бы получить всё, что ему от этого мира могло потребоваться.
Всё, да. Кроме собственного брата.
С Питером Мэтт был знаком ненамного больше, но даже такого короткого знакомства оказалось достаточно для того, чтобы испытать при известии о его гибели горечь утраты.
Тогда, в Техасе, Петрелли не произвёл впечатление человека, подверженного излишним эмоциональным привязанностям и переживаниям. Но, глядя на него сейчас, Мэтт не мог даже представить, насколько его должна была перекорёжить потеря брата, чтобы от того повелителя мира осталась только эта полуживая копия.
Нет, к чему враньё. Не просто глядя… Он так и не научился не читать мысли тогда, когда глаза и уши оставляли больше вопросов, чем ответов. Но лучше бы он не лез к Нейтану в голову сейчас. Стало ещё более неловко, чем всегда после «несанкционированного» вторжения. Да и ничего сенсационного он там не обнаружил. Всё как у обычного человека. Наверное. Боль. Края которой он не смог определить.
Внутренняя неловкость ещё больше усилила его внешнюю энергичность, с которой он изначально подошёл к Петрелли. Он был настроен на встречу с высокомерным типом, но как вести себя с этим, совершено никого не подавляющим и замкнутым в себе мужчиной, он не успел решить. Держась в рамках официальности, Мэтт принёс ему свои сожаления по поводу Питера и деловито предложил проводить к миссис Петрелли.
* *
Паркман как раз уточнял что-то насчёт матери, когда откуда-то донёсся истошный вопль.
Нейтан замер на месте.
Кричала мать…
И в её крике было столько ужаса, что он не мог представить, что с ней должно было происходить. С ней, остающейся невозмутимой там, где остальные в ужасе разбегались.
- Где она?! – от его непроницаемости не осталось и следа. Крики продолжались, и он просто рванул следом за Паркманом в сторону, откуда они доносились.
Комната допроса. Но она была намертво закрыта!
Несколько резких рывков ничем не помогли, крики становились всё животнее и надрывнее, на поиск ключа не было ни секунды, и тогда Паркман, окинув взглядом помещение, схватил стоящий рядом металлический стул, и за несколько мощных ударов разбил стеклянную перегородку.
Испуганная, с исцарапанным до крови лицом, госпожа Петрелли сидела прямо на полу, у стены, сжавшись и сотрясаясь от ужаса, и пыталась закрыться руками.
От кого-то или от чего-то.
Но кроме неё в комнате больше никого не было. Она была одна.
Первым ворвавшись в комнату, Нейтан подлетел к ней, упав на колени, и дав ей мгновение для того, чтобы узнать его, крепко прижал к себе.
- Всё хорошо, мама, всё будет хорошо, – утешал он, чувствуя, как сам заражается исходящей от неё паникой. Она вздрагивала в ответ, не в силах вымолвить ни слова, и слабо, измученно всхлипывала, как будто боясь поверить в то, что кошмар закончился.
- Кто это сделал, миссис Петрелли? – тихо, но требовательно спросил у неё Паркман.
Снова вздрогнув, она окинула комнату диким взглядом, словно опять боясь увидеть то, что перепугало её до полусмерти, и ещё сильнее вцепилась в сына.
Не дождавшись ответа, Мэтт обратил внимание на клочок бумаги, торчащий из её судорожно сжатого кулака.
Он осторожно вытащил его и взволнованно уставился на обрывок фотографии миссис Петрелли с нарисованным на ней особым символом.
Похоже, история с убийством мистера Накамуры имела продолжение. Вот только что это за продолжение, и с какого конца хвататься за это всё более запутывающееся и странное дело, Мэтт пока что не представлял.
Но одно он знал точно: он не отступится, пока не разберётся во всём до конца.
* *
Миссис Петрелли оказалась абсолютно с ним не согласна.
Ей хватило нескольких часов, врачебной помощи и немного сна для того, чтобы придти в себя, полностью переменить собственную линию поведения, и встретить пришедших её «навестить» полицейских покладистым тоном утомлённой немолодой женщины, сообщая, что она полностью признаёт себя виновной в убийстве мистера Накамуры. И, не особо мудрствуя, привести в качестве объяснения ровно те же причины, которые они накануне пытались ей приписать, и от которых она ранее категорически открещивалась.
Секс и деньги? В шестьдесят лет и после фактического отхода от дел?
Действительно, что может быть логичнее.
Сейчас, из её уст, эти доводы казались полнейшим бредом.