Рыболовство было распространено широко. Повсеместно на городищах мы встречаем грузила для сетей. На донских городищах, кроме сетевых грузил, находят грузила для неводов, сделанные из ручек амфор. Рыболовный крючок для меотских памятников — явление редкое. О рыболовстве свидетельствуют также находки костей и чешуи рыб. Пока не очень ясны причины, но на кубанских городищах они встречаются в небольших количествах, в то время как на Дону составляют целые прослойки в культурном слое. На Подазовском городище найдена рыбозасолочная яма. Дон изобиловал рыбой: ловили сома, стерлядь, севрюгу, белугу, осетра, сазана и судака. Кубань была менее благоприятна для рыболовства ввиду сильного течения, но в дельте, в приазовских плавнях, не удобных для земледелия, рыболовство играло, вероятно, большую роль.
Существенное значение имело ремесло, обеспечивавшее не только внутренние потребности, но и экспорт. Наиболее известно производство сероглиняной керамики, проникавшей в предгорья и далеко в степь вплоть до Поволжья и даже Казахстана. Керамика, думается, не была единственной статьей вывоза. Для позднего периода можно предполагать на Кубани изготовление зеркал-подвесок и фибул.
Торговля металлом представляла сложную картину. По данным спектрального анализа, в скифское время (VI–IV вв. до н. э.) на Кубани северокавказское сырье составляло 60 %, импорт с востока — 34, импорт с запада — 6 % (Барцева Т.Б., 1981, с. 93). В рассмотренных нами районах расселения меотов месторождений меди нет (есть болотное железо). Значит, меоты должны были работать полностью на привозном сырье. Основную долю они могли получать либо от южных соседей, либо от племен кобанской культуры. Восточный металл шел, вероятно, через сарматов.
Существенную роль в жизни меотского общества играла торговля. Следует различать два направления связей — с Боспором и степью. В торговле с Боспором меоты выступали как менее развитый партнер, вывозя преимущественно сырье — хлеб, продукты животноводства. Не исключено, что статьей вывоза были и рабы, даже свои соплеменники (Блаватский В.Д., 1969б). Как своеобразный вывоз можно рассматривать использование воинов-меотов в качестве наемников в боспорском войске. Греки же ввозили: тонкую лаковую посуду, стекло, ювелирные изделия, в массовом масштабе — украшения (бусы, перстни-печатки, зеркала, вино), вероятно, также ткани, благовония и т. п., т. е. предметы роскоши. Существовали и более рядовые статьи ввоза — продукты производства боспорских мастерских. Не исключено, что поставлялись обыкновенные украшения из бронзы, но выделить их обычными методами трудно. Из орудий труда мы можем говорить только о ввозе квадратных зернотерок, но и они впоследствии могли производиться на месте.
В торговле со степью, с сираками и другими сарматскими племенами меоты уже выступали в роли старших партнеров, ибо уровень их ремесла был значительно выше. Мы не имеем никаких материальных свидетельств собственно сарматского импорта (торговля медью для сарматов была, вероятно, транзитной). Меоты заимствовали типы сарматского оружия, но вряд ли сарматы были в состоянии сколько-нибудь широко снабжать им многочисленные меотские племена. Более вероятно обратное. Кочевники могли поставлять скорее всего продукты скотоводства — собственно скот, кожи, сыры, масло, шерсть, шерстяные ткани.
Наконец, нельзя исключить транзитную торговлю и для меотов. Они могли вместе со своей керамикой распространять и греческую продукцию.
О социальном устройстве по археологическим материалам всегда судить трудно. Мы можем, очевидно, принять за исходное, что в начале своей истории меоты находились на стадии родо-племенного строя. Об этом свидетельствует, в частности, деление на локальные группы, проявляющееся и в материальной культуре. Вероятно, намеченные группы соответствуют племенам. Первоначально они были не очень велики, но потом, в результате естественного прироста, достигли значительных размеров. Приближенные расчеты для Усть-Лабинской группы показывают, что племя во II–III вв. н. э. могло насчитывать уже десятки тысяч человек и внутренняя структура такого племени, естественно, должна была претерпеть значительные изменения. Первоначально поселения представляли, очевидно, родовые поселки. В них должны были жить группы от нескольких десятков до сотни человек, что вполне согласуется с нашими представлениями о численности рода. А племя в момент появления на Кубани могло насчитывать от нескольких сотен до тысячи человек. К концу меотской истории мы застаем большие меотские поселения. В некоторых из них должно было проживать по нескольку тысяч человек. Род мог сохраняться и в этих условиях, но такое поселение уже явно не было родовым. Соответственно и управление им уже не могло осуществляться родовыми институтами — должна была возникнуть какая-то надродовая или внеродовая администрация. Она могла как угодно маскироваться под старые родовые институты, но она была уже качественно иной, по существу не родовой, а территориальной, как и сама община. То же касается и племенной организации. Во главе многотысячного «племени» должно было стоять уже качественно иное «правительство», чем прежде. Этот процесс ускорялся, вероятно, тем обстоятельством, что с VI в. до н. э. меотские племена вступили в тесный контакт с греческими колониями, а с IV в. до н. э. были включены в состав Боспорского рабовладельческого государства. Надо учитывать, что еще до появления греков местное меотское население проделало большой путь в сторону разложения родового строя, ибо в Прикубанье уже в эпоху бронзы наблюдается значительное имущественное расслоение. В протомеотских памятниках, как мы их сейчас знаем, нет существенной дифференциации, но, думаю, это объясняется в основном уровнем наших знаний. В VI–IV вв. до н. э. развитие зашло уже так далеко, что единство вождей и рядовых членов племени не должно было восприниматься как обязательное условие. Это положение было вскоре поддержано всей мощью Боспора. Выделяются знать младших рангов, помогавшая вождю в управлении или управлявшая бывшими родовыми поселками, дружинники, профессиональные воины-всадники. Таким образом, меоты в силу внутреннего развития в IV в. до н. э. были готовы к переходу на государственную (не племенную) структуру. Этим, видимо, и объясняется относительная легкость подчинения их Боспору. Если говорить коротко, то для Прикубанья положение представляется следующим образом: сохранив остатки родо-племенной организации, меоты оказались включенными в состав рабовладельческого государства. Конечно, надо учитывать, что по мере удаления от границ Боспора ситуация изменялась.