Погребения в ряде дагестанских памятников были совершены в скорченном положении, но в селении Берикей находились в каменных ящиках (Давудов О.М., 1978, с. 128, 129; Нечаева Л.Г., Кривицкий В.В., 1978, с. 136–138), а в Мугергане, как и в Карабудахкенте, — в ямах, заваленных камнями. Некоторые могилы окружены кромлехами овальной и круглой форм — черта, опять-таки очень характерная для Кавказа. Мугерганский могильник М.И. Пикуль относила к IX–VIII вв. до н. э. (1967, с. 31). Представляется более верной датировка его наиболее поздних комплексов серединой VII в. до н. э., предложенная О.М. Давудовым (1974, с. 101). В еще одном, Макинском, могильнике при скорченных костяках были найдены кувшинообразные сосуды и горшки, керамические пряслица и глазчатые бусы. Среди металлических изделий следует отметить бронзовые литые ножны с остатками кинжала. Они украшены вытянутыми треугольниками и пояском спиралей (табл. 115, 12) — орнаментом, характерным для бронзовых изделий VII–IV вв. до н. э. (Котович В.Г., 1959, с. 139–145, табл. VII, VIII).
Еще более чистые материалы интересующего нас времени дал Хабадинский могильник. Обнаруженные в нем грунтовые погребения располагались рядами, лишь отдельные из них были отмечены каменной глыбой или валунами. Умершие лежали на спине, ноги были согнуты в коленях. Особенностью могильника является наличие отдельных конских захоронений, которые сопровождают мужское и даже, как считает М.И. Пикуль, одно женское захоронение. Инвентарь этого могильника содержал железные втульчатые наконечники стрел, которые можно отнести по классификации К.Ф. Смирнова к IV в. до н. э. (Смирнов К.Ф., 1961б, с. 131, рис. 29). Однако в целом Хабадинский могильник содержит материалы как более ранние, так и более поздние (VI–III вв. до н. э.), показывая определенную эволюцию местной материальной культуры (табл. 112, 28, 37, 40). Он, как и другие могильники (Шаракунский, Акярский у селения Башликент, Яман-су у селения Шушия), характеризует самостоятельное развитие местных племен почти вне скифо-сарматского влияния (Пикуль М.И., 1961, с. 135–166; 1967, с. 34–46; Виноградов В.Б., Марковин В.И., 1968, с. 153–173, 181, 182; Давудов О.М., 1974, с. 54–58, 146–166).
Влияние пришлых кочевников скорее всего можно увидеть в одном факте — появлении особых конских захоронений рядом с людскими могилами. Нет оснований утверждать, что это местная черта, которая сложилась «довольно рано» и «к VI в. до н. э. погребение лошади на территории Дагестана стало уже традицией» (Пикуль М.И., 1961, с. 160; 1967, с. 104). Это неверно. Таких традиций не было ни в скифо-сарматское время, ни позже. Конские захоронения никогда в пределах Дагестана широкого распространения не получали. Данный факт не исключает того, что предки дагестанцев издавна пользовались конем для верховой езды. Кстати, можно заметить, что для еды конское мясо почти не употребляли (Золотов К.Н., 1961, с. 290).
Мы не будем детально останавливаться на описании археологического материала поселений и могильников изучаемого времени. Это сделано О.М. Давудовым для комплекса памятников предшествующего времени (I этап — «переходный от эпохи бронзы к эпохе раннего железа») и описываемого нами (II этап — «широкого распространения железа»). Им же предложено название «мугерганская культура». Суммарно она датируется IX–IV вв. до н. э. (Давудов О.М., 1974, с. 105–110). Однако еще не все сделано для полного ее обоснования: детально не описаны чисто местные черты в проявлении данной культуры, не отделены те закавказские материалы (с территории Грузии и Азербайджана), которые в порядке межплеменных контактов попали в среду древнего дагестанского населения. Но сам факт, что скифское влияние не играло «существенной роли в культуре и жизни местных племен», доказан О.М. Давудовым достаточно обоснованно (1974, с. 95–109).