Относительно хорошая сохранность этого комплекса позволяет рассмотреть принципиально важный вопрос для характеристики могильников горного Крыма: следует ли керамику относить к предметам сопровождающего инвентаря? В разграбленных ящиках в некоторых случаях находили обломки разновременной керамики (эллинистической, средневековой и даже современной), и если поздняя керамика не принималась в расчет при датировке погребений, то керамика эллинистического и римского времени некоторым исследователям служила основанием для нее (Лесков А.М., 1965). Каменные ящики Мал-Муза, кроме одного, не содержали керамики; это позволяет говорить о том, что керамика, как правило, не входила в сопровождающий инвентарь таврских могильников. Три сосудика малых размеров из грубой глины, найденные в одном из ящиков (табл. 25, 18–20), ни по форме, ни по характеру обработки поверхности не похожи на сосуды из могильников предгорного Крыма, в которых они являлись основным сопровождающим инвентарем. Этот факт приобретает особое значение при рассмотрении вопроса о единстве и различиях в погребальном обряде племен, населявших горный и предгорный Крым.
Черкес-Керменский могильник, расположенный на северной границе северобайдарской группы, особенно интересен сочетанием разнородных элементов. Одна из гряд этого могильника — гряда Е резко отличается от основной его части и конструкцией ящиков, и характером сопровождающего инвентаря. Она находят аналогии в могильниках предгорного Крыма, принадлежащих кизил-кобинской культуре.
Сравнение конструкции сооружений и сопровождающего инвентаря позволяет четко определить различия могильников прибрежного и горного районов, с одной стороны, и района предгорий, где расположены поселения кизил-кобинской культуры, — с другой. Хотя антропологический материал недостаточен для категорических заключений, он позволяет отметить значительно большее сходство между могильниками предгорий, чем между последними и могильниками горного Крыма. Таким образом, на основании различий могильников удается выделить две группы населения в юго-западном Крыму во второй четверти I тысячелетия до н. э., одна из которых обитала в предгорьях и основала поселения кизил-кобинской культуры, а другая — на побережье и в горах, которую можно идентифицировать с историческими таврами.
Время их появления в прибрежном Крыму достоверно определяется не позднее VII в. до н. э. не только по инвентарю могильников южнобережной группы. Подтверждение этой дате мы находим и в письменных источниках. Описывая войну скифов с Дарием, Геродот сообщает: в ответ на обращение скифов к таврам, как и к другим соседним народам, оказать сопротивление персидскому царю, тавры отказались выступить в составе скифского войска, аргументируя свой отказ тем, что «ни тогда ничем не обидели этот народ (персов. — Х.К.), ни теперь не станем первые его обижать; если враг ворвется и в нашу землю и первый обидит нас, то и мы не стерпим этого, но пока этого не увидим, мы останемся в нашей земле» (IV, 119). По этому упоминанию, восходящему ко времени скифских походов в Переднюю Азию в VII в. до н. э., можно говорить о существовании этнического термина «Тавры» уже в VII в. до н. э.
Сведения письменных источников о таврах значительно пополнены археологическими материалами, однако единственные достоверно связанные с таврами мегалитические памятники — могильники из каменных ящиков — датируются не позднее V в. до н. э. Поистине загадочным остается полное отсутствие археологических источников, которые датировались бы позднее V в. до н. э. В письменных же источниках термин «тавры» существует до эпохи средневековья. После рубежа н. э. появляются новые термины — «тавро-скифы» и «скифо-тавры», которые отражают сложные этнические и культурно-исторические явления, происходившие на территории Крыма, однако в источнике IV в. до н. э. о войне боспорского царя Евмела с варварами (в том числе с таврами) мы находим прямое свидетельство о наличии этих племен в прибрежном Крыму при том, что археологических данных не имеется. Не исключено, что основание Херсонеса в V в. до н. э. сказалось на исторических судьбах прибрежных пиратских племен, не оставивших нам памятников позднее V в. до н. э. По свидетельству Плиния мы знаем о пиратских гаванях тавров на берегу, тавров упоминает Страбон, а у Аммиана Марцеллина говорится о трех племенах тавров, что любопытно при сопоставлении с результатами изучения таврских могильников, позволивших наметить три территориальные группы, возможно, соответствовавшие трем племенам, упоминаемым Аммианом Марцеллином. Эти свидетельства достаточно достоверны для вывода о том, что и в послегеродотово время юго-западный Крым и особенно его прибрежная часть остается областью обитания тавров.