Он подкинул на ладони коробок и, как жонглер, ловко схватил его на лету.
К дому подскакал кавалерист, которому было поручено арестовать сельских смутьянов. Вскинув руку к козырьку, он доложил:
— Никого не нашли, ваше благородие. Обшарили все избы, обозначенные в списке, — ни единой души! Улизнули!
— Как так улизнули? — взревел Кадилин. — Выходит, кто-то предупредил большевиков? Изменой пахнет…
— Могли и сами догадаться, — нерешительно вставил Аким Вечерин. — Вчерашняя перестрелка все село всполошила. Вот комбедовцы и попрятались в лесах. Не иначе Дунька надоумила. Наш староста видел, как она с Акулькой Быстрой по бедняцким домам бегала…
— И вы тоже хороши, — буркнул Кадилин. — Видели, а ничего путем не разузнали. Где теперь их искать? И с оружием опростоволосились. Предупреждал же — обшарьте калягинский двор, поищите как следует. А вы…
— Шарили, ваше благородие! Искали. Увы! Дунька, должно быть, перепрятала…
— Опять эта Дунька! Далась она вам! С одной паршивой бабой не смогли совладать. Тоже мне — столпы общества!
— Так ведь она, паршивая овца, все стадо попортила. Голодранцы за ней, как бараны, гуртом ходят…
Скрипнула калитка. Кадилин обернулся. Усатый солдат, наставив конец обнаженной сабли в спину Юшке-юродивому, вел его к крыльцу. Юшка тряс головой и бормотал что-то невразумительное.
— У болота застукали, — сообщил солдат Кадилину. — Булыжником, оборванец паршивый, кидался. Чуть голову не размозжил… Убогий, в трясучке весь, а поди ж ты, повоевать захотелось. Помнится, ваше благородие, вы вчера паршивца этого с Горяиновского кладбища выпроваживали, хлыстом огрели. Он к комиссару убитому прорывался… Одно не пойму — каким образом он в этом-то селе очутился?
Вечерин презрительным взглядом окинул жалкую оборванную фигуру Юшки и высказал догадку:
— Не иначе, к большевичке Дуньке с горяиновскими вестями приплелся. Юродивый, а большевистский язык разумеет, с давних пор с ними якшается, тварь безмозглая!
Кадилин плеть из-за пояса вытянул, потряс ею перед бледным Юшкиным лицом.
— Мало вчера досталось? За добавкой приперся? А ну, трясун несчастный, выкладывай, какие новости принес своей Дуньке?
Растрепанная борода Юшки шевельнулась, сединой сверкнула, он в упор глянул в глаза Кадилину:
— Не убоюся я гнева сатанинского, как не убоялся его мученик Архип Назарович, твоею рукой убиенный. Да будете вы, человекоубийцы, мучимы сами! Не жить вам на свете белом, новым числом нарожденном!
— Хватит! — рявкнул Кадилин и стегнул Юшку плеткой по лицу, грозно приказал солдату: — Сведи трясуна на кузницу, прижги язык ему, чтобы не богохульствовал!
Впав в беспамятство, Юшка забормотал про лебедь белую, невинно убиенную, про силу дьявольскую, про число заповедное. Солдат ткнул его саблей, погнал со двора.
Кадилин проводил его язвительной усмешкой и сказал Вечерину, кивнув на окно, из которого выглядывали перепуганные Дунины малыши:
— Что-то змея большевистская долго к змеенышам не приползает. Ждать надоело. Пора кончать со змеиным выводком!
Он склонился над соломой возле крыльца. Чиркнул спичкой.
— Ваше благородие! Бежит! Сюда бежит. Вона. — Черномазый казак указывал куда-то за плетень.
От болота по направлению к дому спешила женщина. Коротко стриженные волосы наползали ей на глаза, косынка съехала на плечо. Женщина то и дело спотыкалась, останавливалась, чтобы отдышаться, и снова устремлялась вперед, прижимая ладонь к груди.
— Она? — спросил Кадилин, погасив спичку.
— Она самая. Дунька-председательша, — ответил Вечерин.
— Что ж так тяжело бежит? Больная, что ли?
— Четырех щенят народила и еще хочет…
— В таком-то виде и страху на вас напустила? Гм, — хмыкнул в усы Кадилин и повернулся к солдатам. — Всем спрятаться. Пусть злодейка войдет в избу Там ее и сцапаем.
Дуня вбежала в опустевший двор и встревоженно огляделась. Повсюду разбросана солома. Разбитая лампа валяется у крыльца. Дети взаперти. Заплаканные, они тарабанят по окну, руками машут, зовут к себе. Она рванулась к сеням, сильно дернула дверь. Железный засов, звякнув, отлетел к завалинке. Малыши выбежали навстречу, галдя и всхлипывая.
— Родненькие мои! Голубята мои синеокие, — разбросала руки Дуня, пытаясь обнять всех четверых сразу. — Не чаяла вас увидеть. Нам с бабушкой сказали, будто бандиты в дом нагрянули…
— Они нас заиками хотели сделать. Но я ни капельки не испугался, — похвастался Гришутка. — А эти испугались. У-у, плаксы!