— Что вы хотите этим сказать?
— В маневренных боях против истребителей Поликарпов-16 значительная часть пробоин была получена не крупнокалиберными пулеметами, как нам сначала казалось… А скорострельными орудиями калибра примерно 0,8 дюйма. По всей видимости, это нечто вроде наших новых орудий тип 99, или швейцарского «Эрликона».
— А как же наши сбитые крупными снарядами бомбардировщики? Я сам слышал по радио, что их атаковали «Нагинаты». Один из самолетов загорелся от прямого попадания с большой дистанции. Как быть с этим?
— Ваше превосходительство, «Нагинаты» действительно были замечены над полем боя. Но, возможно, опыты с мощными орудиями не вполне удовлетворили руководство большевистских ВВС, и они решили попробовать и другие системы.
— Не будем гадать, Сабуро. Наличие «Эрликонов» у противника пока ничего доказывает, и не отменяет поставленных нами ранее вопросов. Доложите, что там по самой операции «Нагината»?
— Самые последние сведения мы получили сегодня днем от подчиненного генерала Гендзо, майора Шошуги. Их разведчикам удалось установить контакт с одним нашим пленным пилотом. А через него и с остальными пилотами-тошибу.
— Я хочу знать про этого человека все. Вы узнали, кто это?
— Это сбитый семь месяцев назад над Нанчаном младший лейтенант флота Тахиро Конда. Запрос его командованию вместе со сделанной с большого расстояния фотографией был отправлен разведкой пять дней назад.
— Его личность уже подтверждена?
— Да, это точно он. Правда, его долгое время считали погибшим. Он даже получил посмертное представление на награду за три сбитых китайских самолета. Прошедшей зимой он потерял брата, который служил в пехоте здесь на Квантуне. Из всей семьи сейчас у Конда осталась только сводная младшая сестренка в возрасте семи лет и тридцатидвухлетняя мачеха. Его отец умер этой весной, узнав о смерти своего последнего, как он думал, старшего сына.
— А что по другим пилотам? Удалось ли узнать кто они?
— К сожалению, эти сведения Конда нам не передал, опасаясь провокации. Сам он предложил нашему агенту, поддержать восстание, которое поднимут пилоты.
— Что ж, вот это уже действительно хорошая новость. Хотите что-то добавить?
— При этом пленные пилоты-тошибу готовы взорвать находящуюся на аэродроме технику. Это, если не удастся ее угнать, как это сделал подпоручик Мицудо.
— Уже поручик. Командование решило повысить его в звании и наградить. Армии императора нужны герои. Продолжайте свой рассказ, подполковник.
— «Нагинат» на аэродроме, к нашему сожалению, нет. Но зато там есть учебные одноместные и двухместные истребители и учебные самолеты. Сам Конда понимает, что большинство пилотов, во время восстания погибнет, и утверждает, что все они готовы к смерти. А мы надеемся, что они, хоть и с риском для жизни, смогут изнутри оказать нам помощь в проведении операции «Нагината». В идеале кому-то из этих пилотов мы хотим доверить перегонку самолета в Маньчжоу-Го.
— Это мы уже обговаривали. У вас все?
— Ваше превосходительство, дислокация двух аэродромов нам теперь точно известна, и моя служба подготовила предложения по внезапному удару скоростными бомбардировщиками… Это на случай провала наземной операции.
— Провала быть не должно. Вы поняли меня, Сабуро?! …Ну что ж, меня радует ваша активность. И я, и генерал Комацубара, также оценили оперативность предоставления разведданных о прорыве мобильной группы противника в сторону северного плацдарма красных. Жаль только, что наших сил брошенных на уничтожение той группы оказалось недостаточно. А вот, что касается постоянно запаздывающих сведений о новшествах, применяемых большевиками, меня пока снова не устраивает работа ваших подчиненных. И сейчас у вас есть всего одна попытка изменить мое мнение о работе разведки. Если при помощи ваших людей и людей генерала Гендзо на нашем аэродроме, наконец, появится новый русский самолет, то у меня не будет больше к вам претензий. Идите, подполковник…
Начальник воздушной разведки вышел. А генерал задумчиво подошел к стене, и медленно провел кончиками пальцев по отделанным серебром ножнам, лежащей на ореховой подставке катаны.
Беседа длилась долго. Конструктор рассказывал о новых результатах испытаний своего скоростного бомбардировщика. В сотый раз, новыми словами объясняя, как это он при тех же двигателях, что и у СБ, добился прибавки почти полутора сотен километров скорости без потери нагрузки. Потом его спрашивали о трудностях проектирования и постройки скоростного одномоторного истребителя. Александру нравилось сыпать терминами. Рассказывать об уже побежденных проблемах. Да не кому-нибудь, а самому руководителю партии. И он рассказывал о новых задачах, о планируемых ТТХ нового истребителя, не без гордости отмечая его будущее превосходство над германским «Мессершмиттом». Его слушали… Слушали спокойно и благожелательно. Иногда в глазах собеседника загорался какой-то вопрос, но вслух не произносился. А Александр, будто бы не замечая этого, все сыпал и сыпал терминами, сравнениями и обещаниями скорого триумфа. Он умел это делать. Откуда взялись эти ораторские умения? Да кто ж его знает. Как-то так с юности повелось, что в беседе ему часто удавалось переубеждать даже намного более умудренных знаниями и опытом оппонентов. Где не справлялась эрудиция, там он брал эмоциональным напором, где не справлялся напор, там подключал логику. Наверное, это и есть талант собеседника. А талантливый человек обычно талантлив во многом. Хотя вряд ли во всем. И видимо его собеседнику нравилось это сочетание качеств. Но слова гостя все же немного раззадорили хозяина кабинета, потому что уже перед самым концом разговора вождь, наконец, прямо спросил своего молодого гостя.