— Я, товарищ Мехлис, считаю, что вот такой «ложной тревогой» кто-то умело ввел в заблуждение наше командование. О целях таких действий у меня предположений нет. А вот вашу помощь и заботу о нашей советской авиации, мы, командиры ВВС, ценим высоко. Если бы вместо вот такого нормального разбирательства по существу дела, комиссия и командование РККА, поддавшись на эту провокацию, без разбора применили бы санкции… То боевой учебе и работе ВВС, как и внедрению наших новшеств, был бы нанесен серьезный вред. Сомнений в этом быть не может. Именно за ваш тщательный и беспристрастный подход в расследовании рассмотренного инцидента, мы с товарищами командирами от лица ВВС хотим поблагодарить членов комиссии. Одновременно мы готовим ходатайство об изменении для ВВС положений устава внутренней службы, касающихся выстраивания летной техники на аэродромах. Нам, товарищи, в этот раз очень повезло, что вместо вражеского авианалета на нашу авиабазу свалился всего лишь транспортный самолет.
— Да уж «повезло»…
— …Будь вместо него серия бомб со скоростного бомбардировщика противника и результат был бы гораздо более плачевный. Вот поэтому мы считаем необходимым запретить в ВВС выстраивание самолетов в линию на аэродромах даже в мирное время. Ведь от выполнения этого уставного требования страдает безопасность техники и людей, и как следствие, боеготовность авиационных частей.
— Ладно, командарм. К ВВС вопросов у нас нет. Со своими предложениями по уставам обращайтесь в строевой отдел. А мы с товарищами вас поддержим. Вы и сотрудники штаба ВВС свободны.
— Есть быть свободным, товарищ маршал. Всего доброго, товарищи…
Одетая в синюю форму четверка откозыряв, покинула помещение. Когда дверь за Локтионовым и штабными командирами ВВС закрылась, Ворошилов вышел на середину комнаты и развернулся лицом к членам комиссии. Его поначалу негромкий голос, вдруг зазвучал громовыми раскатами.
— Это что за бардак тут у нас? А? Я вас спрашиваю?!! Мать вашу, «поверяльщики» хреновы!!! Значит так… Того, кто готовил нашей комиссии материалы для проверки ВВС разжаловать нахрен в красноармейца, и на Север его отправить служить. И пять лет… Слыхали меня?! Пять лет, чтоб он там с оленями в обнимку спал, Даже на побывку ни на день не отпускать оттуда этого гада. Нехрен такому в нашем управлении делать. Я вам покажу, как из командования РККА клоунов делать!
Павла не хотела просыпаться. Колесно-рельсовый перестук звучал для нее уютной убаюкивающей мелодией. Состояние между сном и явью, раскрепостило фантазию, и Павла вдруг захотела, чтобы это был не просто поезд. Ей внезапно пригрезилось, что все это происходит с ней в детстве. В интернате она часто мечтала, чтобы когда-нибудь нашедшие ее папа и мама вот так же усадили ее в поезд, и повезли куда-то далеко-далеко. Чтобы вот так же стучали колеса. Чтобы, боясь потревожить ее сон, негромко переговаривались обретенные родители. Чтоб звенели стаканы в подстаканниках и шуршали разворачиваемые на столе гостинцы, своим запахом рождая сонные ленивые желания…
— Товарищ майор, мы уже подъезжаем, вам и вашему подопечному скоро выходить?
— Не беспокойтесь, товарищ, у меня все под рукой.
— У менья тоже…
Шаги проводника стали удаляться, а краткий обмен репликами, безжалостно развеял туман ностальгического полусна. И хотя глаза еще были закрыты, Павла стала не спеша восстанавливать логический контакт с реальностью.
«Эх, такой сон ведь похерили, гады! Это что, мы в санитарном поезде катим? Я же вроде бы только что в Монголии была. Японский истребитель там на полосу сажала. И откуда это в «автолошадной» Монголии поезда? Или это уже Транссиб? А, может, я вообще не там… То есть как не там?! То есть, Монголия… Неужели мне все приснилось! И учеба, и война, и ребята. И Харьков, и Житомир, и Саки, и все наши успехи. Только бы не это! Если это правда, то я снова яду выпью, но на этот раз не втихаря, а прилюдно, как в индийском кино. И перед этим, я еще для усиления экранного эффекта, длинную забористую тираду на «Великом Петровском загибе» выдам. Стоять! А это что еще?!».
Павла в ужасе открыла глаза, оглядываясь и прислушиваясь. За закрытой дверью в коридоре звучал диалог на настоящем немецком языке. Причем его содержание, прекрасно слышимое в купе, окончательно вышибало почву из-под ног героического ветерана японо-монгольской войны.
— Это все глупости, господин майор. Ваше командование в Москве уже сделало абсолютно правильные выводы в отношении способов достижения европейской стабильности. Ведь именно титаническими усилиями нашего фюрера Европа в очередной раз спасена от кровопролитной бойни.