Цула раздраженно отбросил лепешку и подал знак:
– Ко мне!
К нему сразу подошли несколько бояр. Цула указал пальцем на одного из них и приказал:
– Скачи к заграждениям и передай, чтобы не допускали близко славян. Пусть стреляют по ним чаще. Во что бы то ни стало надо сорвать штурм.
Боярин сказал:
– Выполняю!
Он опрометью метнулся к коню, и через секунду конь несся с холма в ареале брызг из воды и грязи.
Цула взглянул на командира резервного полка:
– Если славяне ворвутся на заграждения, будь готов идти им на помощь.
Он сел в кресло и пояснил:
– Славяне обычно стараются сломить противника первым натиском. Если им это не удается, то они начнут готовиться к более основательному штурму. Для такого штурма у них сил маловато. Значит, им придется дожидаться помощи. Нам это и надо – время работает на нас.
– А если они всё же прорвутся? – задал вопрос командир резервного полка.
– Вот этого нельзя допустить, – сказал Цула.
Гонец домчался до передовой линии херсонских войск, и через мгновение оттуда взметнулся в сторону славян поток стрел.
Цула видел, как штурмующая колонна замедлила ход, прикрываясь щитами.
– Да, с щитами над головой не больно быстро побежишь, – с сарказмом заметил Цула.
Пока щиты отражали поток стрел сверху, херсонцы пустили следующий поток, но уже понизу, так чтобы поражать незащищенные части тел.
Славяне не успели укрыться.
Они попытались укрыться щитами от этой напасти, но следующий поток стрел обрушился на них сверху.
Множество славян упало. В их рядах началось замешательство, затем они бросились назад.
– Ну вот и всё! Мы победили! – с нескрываемым удовольствием проговорил Цула. – Теперь можно и вернуться к завтраку.
Почувствовав, что опасность миновала, расслабились и остальные. Послышался смех и шутки.
Цула объявил:
– Господа, приглашаю всех присоединиться к моему обеду.
Цула взял фаршированную колбаску и принялся неторопливо и с удовольствием лакомиться ею.
– Война – лучший способ возбудить аппетит! – заметил Цула, доедая колбаску.
Придворные дружно рассмеялись.
Цула вытер замасленные пальцы платком и поднялся.
– Господа! – объявил он. – Не расслабляйтесь! Славяне известны своей непредсказуемостью. Поэтому последите, чтобы они вели себя хорошо. А я устал. Я немного вздремну. Если славяне опять пойдут на штурм – разбудите меня.
Цула зашел в шатер и приказал слугам снять с него доспехи.
Освободившись от доспехов, он лег на кровать и закрыл глаза. Однако, хотя в теле и чувствовалась усталость, сон не шел. Цула ощущал смутную тревогу.
Он никак не мог понять, с чем она связана. Война шла по его плану.
Мстислав известен ему давно. Он был молод, здоров, энергичен. Но он никогда не имел опыта больших боевых действий. А это для стратега было существенным недостатком. Оттого Мстислав и совершал заурядные ошибки, которые опытный стратег не допустил.
На месте Мстислава Цула послал бы часть войск по степи севернее гор, чтобы ударить с тыла. Цула опасался этого, но разведчики докладывали, что Мстислав и не подумал так сделать.
Понятно – он не хотел распылять и так немногочисленное войско. Но в таком случае и штурм укреплений с налета был совсем неудачным решением.
Цула подумал, что объяснением всему было то, что у Мстислава была психология обычного разбойника, а не стратега.
«Разбойник может выиграть сражение, но войну ему никогда не выиграть», – философски подумал Цула.
Однако тревога не исчезла.
Чтобы заглушить тревогу, Цула принялся размышлять о плане дальнейшей войны.
Ход дальнейших событий ему был ясен, и они сулили ему удачу – Цула не сомневался, что, нейтрализовав славян, он сумеет разбить присланные императором войска.
Воинское дело не терпит промедления. На войне побеждает тот, кто владеет инициативой. На войне даже неверное решение, но принятое быстро и исполненное решительно, оборачивается победой.
Ромеи стыдливо не любили вспоминать, что карфагенянин Ганнибал считается одним из величайших военных стратегов, равным Александру Македонскому, Юлию Цезарю, Пирру Эпирскому.
Цула тщательно изучал опыт Ганнибаловой войны, называемой ромеями Второй Пунической войной.
Ганнибал выступил в поход на Рим из Нового Карфагена во главе армии из 50 тысяч пехотинцев и 9 тысяч всадников, что было явно недостаточно для большой войны.