Степняк пригнулся и оскалился. Перехватив кинжал обратным хватом, он, не торопясь, стал приближаться к песчанику, обходя его справа. Шаг за шагом. Дракон смещался за ним, старясь не потерять человека из виду.
Внезапно ящер прыгнул.. Желтой молнией пролетел, но Калим оказался быстрее. Он не зря уходил в сторону, стараясь выиграть у ящера хотя бы полшага.
Никто не успел заметить, как он увернулся, но мгновение спустя юноша оказался на шее у чудовища. Схватившись руками за гребень, Калим перепрыгнул через него и оказался прямо перед оскаленной пастью. Толпа ахнула. Кинжал смельчака полоснул по выпученным буркалам дракона, и язык, выстреливший из пасти, прошёл в пальце от его головы. Лапы ящера сомкнулись на теле Калима, но тот резким ударом вскрыл шею, самую уязвимую часть у любого дракона.
Кровавый фонтан с головы до ног обдал смельчака. Ящер тянул лапы к шее, его рёв переходил в бульканье. К поверженному чудищу уже спешили мальчишки с бронзовыми мисами и глиняными плошками. Кровь дракона, убитого женихом, священна, и выпивший её станет таким же отважным и смелым, как победитель.
— Калим! — Дамежан сорвалась с места и стремглав понеслась с холма. Плевать на запреты! Плевать на то, что им нельзя прикасаться друг к другу еще три дня!
— Стой! — закричал старый Хосуль, отец неразумной девки. Та, не слыша его, ланью промчалась мимо, и прямо на глазах у замолкшей вмиг толпы, спрыгнула вниз и прижалась к Калиму. Тот стоял оглушённый победой, ничего не понимая. Только руки его жили. Выронив кинжал, он прижал к себе девушку, измазывая её в жертвенной крови.
Белое солнце равнодушно смотрело, как красный от крови юноша обнимал на глазах застывшей от страха толпы девушку в побагровевшей одежде невесты. Красивый зелёный халат, вышитый серебром, соскользнул с её плеч. Белый тюрбан с перьями орлицы упал в бурую лужу, жемчуг и бисер разлетелись по всей яме. Мальчишки в страхе попятились от них.
— Калим! — губы Дамежан впились в окровавленные уста жениха, и тот, не стыдясь бледнеющего на глазах отца и воющей матери, ответил на гибельный поцелуй.
Бум. Бум. Бум.
…Три дня, не останавливаясь, гремели барабаны, горели костры, окуривая стойбища вонючим дымом. Воздух гудел, вибрировал от наполнявших его заклинаний. Две семьи кочевого народа пытались избавиться от проклятия, что пало на них по вине потерявшей голову невесты…
Их растащили сразу же после того, как они поцеловались. Ничего не понимающего Калима скрутили его друзья, опутали арканами и вытащили из ямы. Он почти не сопротивлялся. Дамежан рвалась к нему, выкрикивая что-то бессвязное о своей любви. На неё накинулись женщины жуза Калима, пытаясь успокоить, но тщетно. В конце концов, ей просто вывернули руки и швырнули в песок, пропитанный кровью дракона, а потом навалились на неё скопом.
Она разразилась безудержным плачем. Женщины и старухи сноровисто вытащили ревущую Дамежан из ямы и, окружив её плотным кольцом, со всех ног помчались к видневшимся вдали юртам. Толпа молча расступалась перед ними.
Старик Хосуль зашёл внутрь темной юрты. Осторожно, старясь не коснуться порога, он ступил босыми ногами на богатый узорчатый ковёр – часть большого калыма за дочь. Глаза, привыкшие к яркому солнцу, с трудом различали внутреннее убранство. Но Дамежан он увидел сразу. Вот она, сидит в окружении своей новой семьи. Грязную и пропитанную кровью исподнюю рубаху с неё сняли и сожгли тут же, как только её привели в стойбище. На плечи ей накинули старую накидку из грубой конопляной ткани. Сейчас она бесформенным мешком висела на измождённой девушке. Спутанные волосы Дамежан безжизненно обвисли нечёсаными лохмами, лицо побледнело, а мешки под глазами чернели, словно подведённые углём. Не четырнадцать, а двадцать четыре весны – старуха. Не спит и не ест уже третьи сутки. А вместе с ней и два жуза, в спешке откочевавшие вглубь степей после случившегося.
Дамежан беззвучно шептала заклинания, отгоняющих злых духов. Её глаза невидяще смотрели на тлеющий пучок трав, сухие губы потрескались и распухли. А рядом с ней сидели женщины жуза Харс. Они раскачивались из стороны в сторону и безостановочно повторяли на распев одно и ту же фразу, отгоняющую проклятье.