Серго больше не произнёс ни слова. Он всё-таки смог поднести похлёбку ко рту. Саил, повозившись, распустил ему повязку и северянин пытался пристроить пиалу так, чтобы бульон не протекал сквозь дыру в щеке.
Лис приказал собираться. Серго, кряхтя словно старик, забирался в дээлы. Тайком стряхнув слёзы, Дамежан собрала стрелы и сняла с лука тетиву из жил дракона, освободив рога. Лук тут же выгнулся обратно, став похожим на разорванное колесо.
Она мало что поняла из разговора мужчин, но одно усвоила, как ей казалось, точно: в том, что Серго чуть не сгорел, она не виновата.
Рана не болела, но тело ломило от ночного бега. Халиф вырос рядом с ней, будто из-под земли. В руках он держал две пиалы со знакомым вонючим пойлом.. Закрыв глаза, Дамежан залпом осушила свою долю. И после этого они пустились бежать.
Три дня они неслись по степи почти без остановок. Жаркий день, прохладная ночь – они не останавливались ни на миг. Лишь когда Дамежан или Халиф падали на землю, Лис объявлял привал. И всякий раз неизменно появлялся Саил с мазью. Он привычно раскрывал её дээл, стягивал дамбал и мазал затягивающийся шрам холодной мазью.
Дамежан не могла признаться себе, что ждёт этих моментов, как награду за прожитый день. Что она живёт ради этого ощущения приятной прохлады, смешанного со сладким возбуждением, накрывающим жаркий огонь боли, и сильных рук, растирающих её тело. Но до конца её не хватало никогда, и она засыпала.
Только однажды во сне к ней пришёл Калим. Окутанный белым туманом, прозрачный и неживой, но такой любимый. Он молча смотрел на неё, как она звала его, бежала за ним, путаясь в свадебном халате и траве. Солнце поднималось над степью, туман таял, исчезал, а вместе с ним и он. А когда солнце взмыло вверх, она оказалась на большой дороге, которая вела к странному каменному дому рядом с горами.
Будил её всегда Халиф. Смущаясь, он пытался зачем-то вручить сорванные тут же первоцветы.
И повторялось всё раз за разом. Похлёбка, крыж и бег, бег, бег. Остановка, приятный холод и сильные руки Саила. Краткий сон и хрупкие цветы в дрожащих руках Халифа.
Серго молчал всю дорогу. Он приноровился пить похлёбку, запрокинув голову налево, и безропотно разрешал лекарю осматривать его на коротких остановках.
Лис и Саил стали пить крыж на второй день. Оба осунулись ещё сильнее, похудели, и Дамежан поняла, что они не спали всё это время.
По тихим разговорам мужчин Дамежан поняла, что грязи не отставали, сокращая расстояние каждую ночь. Саил постоянно убегал вперёд, в поисках воды, огонь никто не разжигал. Как они готовили без костра, Дамежан не знала, но еда закончилась быстро. На третий день они пили только воду с разведёнными в ней остатками крыжа.
Их догнали под утро четвёртого дня, когда они почти добежали. Сначала заозирался Саил. Он оглядывался всё чаще, хватался за кинжал. Потом Лис. Он обернулся только раз, но побежал быстрее. Впереди горели огни, и теперь они неслись туда со всех ног. Дамежан услышала грязей последняя. Может из-за барабанов, что стучали у неё в ушах ещё с вечера. Но сквозь них она разобрала знакомое хлюпанье и радостный рык.
— Быстрее! — прохрипел Лис, и они припустили что есть сил. Впереди, на ещё звёздном небе вырастала высокая тёмная стена. Там горели костры, слышался людской говор, блеянье испуганных баранов, ржание лошадей.
Хлюпанье раздавалось всё ближе. Оно смешивалось со стуком барабанов в ушах, со сбитым дыханием, хрипом Халифа, которого шатало из стороны в сторону. Дамежан поняла, что сейчас упадёт. Сил не оставалось, но она бежала, таща за собой неподъёмный лук. Стрелы она обронила этой ночью, когда упала.
Лис что-то закричал на незнакомом языке, ему ответили. Вдали между костров забегали встревоженные люди. Кто-то громко и властно распоряжался впереди.
Ближе, огни всё ближе, но и хлюпанье вот уже, совсем рядом. Только не оборачиваться! Бежать! Пусть нет сил, пусть каждый шаг – боль, и воздух огнём проходит по горлу. Бежать!
Гортанные крик впереди, знакомый злой свист. Невидимая стрела пронеслась рядом с щекой, обжигая. И вопли за спиной, злой вой, стоны боли.
— Падайте! — прохрипел Лис. Беглецы без сил повалились на землю, а над ними свистели стрелы, поражая преследователей. Они добежали.
Дамежан проснулась от сильного запаха горящего дерева. В степи топили кизяком, он горел без запаха, тут же, в доме родителей Халифа, в печах и очаге горели драгоценные деревянные дрова. И не простые, а душистые. Такие родичи Дамежан выменивали за баранов и жгли только по праздникам. Деревья в степи были большой редкостью, и кочевники использовали кости драконов для изготовления всего, что только можно. Благо материала всегда было в достатке. Рощи и леса встречались у гор, но Дамежан там никогда не была и не задумывалась о том, что дерева может быть столько, что его можно просто жечь.