Сколько же времени она спала? День? Дамежан присмотрелась – слабый огонёк призывно горел впереди. Она снова пошла на него.
Темнота была полна звуков. Тихий мышиный писк, сонное человеческое дыхание, сопение, храп. Глаза привыкали к темноте, и она уже различала глинобитный пол, по которому ступали её босые ноги. То там, то здесь попадались большие кувшины, один раз она запнулась о мешок с чём-то твёрдым.
Дамежан, наконец, разглядела, что огонек плавал в маленькой плошке с маслом на выступе стены. От него проход сворачивал направо, и там Дамежан увидела отсвет огня. Красно-жёлтый отблеск пламени плясал на стене, а в нос ударил кислый запах закваски, жареного мяса и бараньего жира.
Свет падал из большого проёма в стене. Только сейчас она осознала насколько голодна. Запахи манили, живот свело от голода. Когда она последний раз ела? Два, три дня назад?
Дамежан шагнула в проём и остановилась. Огромный зал, круглый как юрта с сагыраком[3] вверху. В центре круглый очаг. Длинный деревянный стол с правой стороны был завален снедью: жареной птицей, колбасами, мисками с рисом и сладостями. Вокруг стола громоздились мешки и бочки, вдоль стен стояли корзины, огромные кувшины и вязанки рубленных деревьев. Несколько круглых и блестящих казанов довершали картину.
Такого богатства Дамежан не видела никогда. Она замерла, с удивлением рассматривая чудесную «юрту». В чувство её привел знакомы скрежет.
Напротив очага возвышались большие жернова, которые крутила черноволосая девушка. Тонкая струйка муки нехотя сыпалась вниз по деревянному желобку в выдолбленную из камня тарелку.
У ног девушки спал огромный фару. Но стоило Дамежан сделать шаг вперёд, как пёс мгновенно вскочил. Короткая серая шерсть на загривке вздыбилась, в горле заклокотал едва сдерживаемый рык. Верхняя губа приподнялась, обнажая большие белые клыки.
Девушка обернулась. Её большие чёрные глаза испугано заметались от Дамежан к псу, который стал медленно приближаться к непрошенной гостье.
Дамежан замерла. Фару был огромен, в пол её роста. Такой пёс мог за несколько мгновений повалить человека и порвать ему глотку. Фару души не чаяли в хозяевах, всех остальных они ненавидели так, будто-то это были их смертельные враги. И только слово хозяина сдерживало свирепого пса от расправы над чужаком. Но сейчас девушка замерла, безмолвно глядя, как сильный фару подкрадывается к Дамежан.
Страх сковал её по рукам и ногам, в голове звенела пустота.
Фару подобрался. Сейчас прыгнет. Лапы напряжены, острые клыки блестят в свете огня из печи.
— Гала, Фа’их! Гала, — внезапно произнесла девушка, и пёс остановился. Он по прежнему не спускал с Дамежан глаз, но клыки спрятал.
— Гала, Фа’их! — девушка сердито притопнула ногой, и фару нехотя поплёлся назад. Сел рядом и виновато посмотрел вверх. Длинные уши, только что стоявшие торчком, словно срезало. Вид у пса был такой виноватый, что Дамежан, несмотря испытанный страх, стало его немного жаль.
Девушка сердито выговаривала фару, а тот старался отвести от неё глаза. Наконец она закончила и посмотрела на Дамежан.
— Ну, п’ивет тебе, лиса-во’ — сказала она.
— Что? — Дамежан не сразу поняла, что ей сказала девушка. Она говорила странно, растягивая слова, не выговаривая их.
— Я есть тебя п’иветствовать, — презрительно бросила ей девушка. Фару, почувствовав гнев хозяйки, оскалился, но тут же получил тонкой ладошкой по голове, и затих. Улёгся у её ног и стал пристально наблюдать за Дамежан.
— Ты меня на коленях благода’ить обязан, за спасение от зубов Фа’их! Он тебя есть по’вать на кусок другой. А я тебя есть спасти, неблагода’ная. Лиса-во’! — быстро проговорила она.
Маленькая, большеглазая, она с ненавистью смотрела на Дамежан, словно та смертельно обидела её. Это плохо! Хуже нарушения закона гостеприимства в Степи только то… что сделала она на свадьбе. Но в чём она виновата?
— Доброго огня твоему очагу. Прости, но не знаю твоего жуза и имени… — начала осторожно Дамежан, но девушка не дала ей продолжить.