Нечаев с Шурочкой гуляли по виноградной аллее, слегка пригибаясь под нависавшими лозами. Бледные лунные блики, тонкие как иглы, смешавшись с черными тенями, пестрили дорожку. Полупрозрачное кружево листьев, голубоватое далекое небо и желтый лик луны представлялись Нечаеву чем-то декоративным, сказочным. И уже ничего он не слышал в природе, она казалась ему лишенной жизни, и он не мог понять, как это вечером, в дороге, он поддался обману.
"Да, -- думал он, -- обману... Все эти краски, сочетания и звуки способствуют только обману. Природа драпируется в причудливо-эффектные покровы только для того, чтобы на время затуманить, поработить душу..."
-- Ах, как я рада вашему приезду, Вадим Петрович! -- между тем говорила Шурочка, идя с ним рядом и тихонько опираясь на его руку. -- Если бы вы знали, какая у нас здесь скука!
-- Я не способен рассеять ее, Александра Михайловна, -- сказал Нечаев.
-- Вы? -- удивленно и восторженно переспросила Шурочка и вдруг умолкла.
Нечаев не ответил, он почти не слышал вопроса.
-- Вадим Петрович!
-- Что?
-- Нет... ничего. Говорите о себе -- я так люблю вас слушать.
-- Я сам себе надоел, -- с искренней горечью возразил Нечаев, -- а другим и подавно.
Они прошли молча несколько шагов.
-- Вадим Петрович! -- сказала Шурочка. -- Знаете, что я у вас хотела спросить?
-- Что? -- прервал ее Нечаев.
-- Ничего, -- обиженно ответила Шурочка.
Нечаев не слыхал ее. Он не понимал, что с ним. Какие-то тиски сдавили ему грудь и голову. Ему хотелось крикнуть, заломить руки, разорвать на себе воротник и галстук. Немолчное стрекотание кузнечиков и сильный, опьяняющий запах винограда наполняли его сердце смутным раздражением. Мысли, целый день бродившие в голове, как будто собрались в комок и жгли его мозг острою болью, а желтый лик луны, мелькая между ветвями, с холодной усмешкой глядел ему в глаза.
-- Боже, как душно, как тесно! -- произнес Нечаев как бы про себя и прибавил протяжно и задумчиво: -- И ничего нет... ничего.
-- Как ничего нет? -- не замечая его тоски, заговорила Шурочка. -- Что это с вами, Вадим Петрович? Есть земля, а на ней интересные люди... есть лето, сад, аллеи, папочка, я наконец! Разве вы меня не считаете? -- спросила она и продолжала, не дожидаясь его ответа: -- Ну перестаньте вы копаться в ваших вопросах... Вы точно больной. Ну, да развеселитесь же! Вадим Петрович! -- Она дотронулась до его руки. -- Можно ли так вести себя...
Она остановилась и закончила:
-- ...со старыми друзьями?
-- Простите, -- сказал Нечаев, -- какая вы... жизнерадостная...
-- Еще бы, -- подхватила Шурочка, -- не то что вы... Правду говорит папочка, что вы жить не умеете. А сегодня вы совсем невозможны. Ну, молчите и слушайте, если вы не в духе. Я вам расскажу сказку. Слушайте. Я начну совсем издалека, с глубокой древности... Помните, мы с вами были детьми и вместе ходили в школу? Я была совсем маленькой девочкой, а вы были выше меня на две головы и покровительствовали мне свысока.
Она засмеялась и придвинулась к нему ближе.
-- А наши шалости? -- продолжала она. -- Помните снежки? Вы ходили к нам часто-часто... Потом гимназия, танцевальные вечера, помните? А как мы с вами на Пасху христосовались? Ха-ха-ха! Как по команде -- раз, два, три... Ах, какое славное было время... А когда вы были студентом и гостили у нас на Рождество... Зачем я все это говорю, -- в волнении продолжала она, -- какая я глупая! Все эти годы ничто в сравнении с одним месяцем. Вадим Петрович, помните тот месяц?.. Вадим!
Нечаев вздрогнул, как будто пришел в себя и вспомнил о ее присутствии, повернулся к ней, подвинулся всем телом и вдруг, охваченный непреодолимым желанием высказаться, заговорил:
-- Александра Михайловна, Шурочка... друг мой... скажите мне, растолкуйте мне... я понять не могу, я мучаюсь. Постойте.
Он перевел дыхание, взялся за грудь и продолжал. Его голос глухо раздался в аллее:
-- Я не могу понять... то есть я, может быть, хорошо понимаю, но не могу согласиться. Для меня все слишком ясно. Растолкуйте вы мне, пожалуйста, что такое вас привязывает к жизни? Неужели только одни эти снежки да безделушки, да еще вот эти невинные воспоминания?.. Не перебивайте, я не хочу обидеть вас. Но неужели, скажите мне, вам не скучно жить? Почему вы думаете, что жить хорошо? Почему вы и большинство стараетесь продлить эту жизнь, полную ошибок, обольщений, иллюзий?.. Ведь это сон, поймите вы, и сон тяжелый. А вы боитесь проснуться. Вот я чего не понимаю.