— Смерть! — закричали казаки.
— И толмачу его Ассану смерть! — прогремел Татаринов.
— Смерть! — поддержали казаки.
— Панька! — обратился атаман к есаулу.
— Слухаю тебя, атаман.
— Зараз возьми казаков двадцать — тридцать и огарнуй[16] галеру посла турского. Фомку и Ассана закуйте в кайданы[17] и покидайте в подвал становой избы. А всех остальных, кто будет там на галере, продадим персам в ясырь[18].
Есаул встал, нахлобучил на белую свою голову шапку, покачал головой.
— Что машешь головой, как сивый мерин? — грубо прикрикнул на него Татаринов. — Испугался?
— Я посла турского не боюсь, — спокойно сказал есаул. — И турок не боюсь… А вот царского гнева дюже боюсь. Это что правда, то правда. Не навлечь бы на себя беды.
— Не каркай, пес! — топнул ногой атаман. — Не ты в ответе будешь, а я… Как войсковой атаман, а хочешь, и походный атаман. Как хочешь величай, я тебе приказываю заковать в кайданы Фомку-посла и его толмача. Да гляди, чтоб никто из них не сбежал. Понял?
Есаул мрачно кивнул:
— Понял.
— И вот что еще, послухайте меня, — выбежал на середину комнаты войсковой атаман. Он выхватил из ножен саблю и вскрикнул: — Наступило время, браты, наступило! Объявляю поход на Азов! Объявляю, атаманы-молодцы!
— Ура-а! — ликующе гаркнули казаки. — Ура-а! Любо! В поход!..
Татаринов обернулся к переднему углу, где перед закопченными образами святых мерцала граненая лампадка, широко перекрестился.
— Господи благослови! Пошли, господи, удачи.
— Господи благослови! — закрестились старшины. — Пошли удачи.
Все стали собираться в дорогу. Войсковой атаман сказал жене, кланяясь ей в пояс:
— Ну, Мария, прощевай покель. На то воля господня, может, в последний раз видимся.
Женщина всхлипнула и тоже низко поклонилась мужу:
— Прощевай, Михаил Иванович. Извиняй, ежели в чем виновата была перед тобой.
— Господь тебя простит. И ты меня прости. Матюха-то тоже со мной пойдет в поход… А ты, Гурьян, — взглянул атаман на младшего сына, — оставайся дома за хозяина, слухайся мать.
— Батя! — умоляюще взглянул на отца Гурейка. — Возьми меня с собой. Возьми! Ты ж обещал… Сказал, посмотрим.
— И не пикни, — сурово посмотрел отец на Гурейку. — Все! Будя!
Больше Гурейка не проронил ни звука. Он дождался, когда отец с казаками ушел из дому, глубоко вздыхая, уселся на крыльце и стал думать, что же делать.
Да, это верно, что же теперь делать? Есть ли теперь смысл идти с Макаркой за аргамаками?
Нет, пойти-то, пожалуй, нужно. Добрый конь Гурейке всегда понадобится независимо от того, пойдет ли он в поход на Азов или не пойдет.
— Пойду к Макарке, — решает Гурейка.
Он разыскал отцовский аркан, взял лук со стрелами и направился к поджидавшему его Макарке.
Но Макарки не оказалось ни там, где он обещался ждать Гурейку, ни дома. И никто из домашних не знал, куда он девался..
— Ну, ясное дело, — сказал сам себе Гурейка, — не дождался он меня. Пошел один добывать себе аргамака. Вот не везет так не везет…
Если б Гурейка ведал, где искать Макарку, или точно знал, где паслись турецкие кони, он сам бы, переправившись через Дон, пошел ловить себе коня. Но он не знал.
Огорченный своей неудачей, Гурейка пошел к своему другу дяде Ивашке. Но курень его оказался пустым, хозяина не было дома.
«Ну, разве ж он усидит теперь дома? — подумал паренек. — Он не иначе как в Монастырском вместе с казаками готовится к походу на Азов».
Горе Гурейки было большое. Все казаки городка — старые и молодые — идут в поход на Азов, а его, как маленького мальчишку, оставили дома.
— Нет уж, батя, дудки, — угрожающе сказал он. — Все едино сбегу под Азов. Сбегу!.. И ничего ты мне не сделаешь.
НА АЗОВ!
Все было готово к выступлению под Азов. У берега, покачиваясь на волне, стояли на привязи только что осмоленные будары и струги, готовые вместить в себя сухопутное войско.
Казачья конница и запорожцы на салах[19] стали переправляться на левый берег Дона. Переправлялись долго, целых два дня. Не обошлось и без беды. Утонуло девять лошадей и два запорожца.
Но вот наконец наступил и долгожданный час: атаман приказал выступать.
Разношерстно одетые казаки, кто во что горазд, обутые в чирики, а многие и в лапти, расселись по баркасам и стругам. Приготовились.
Атаман Татаринов со старшинами сел в передний струг.
19