— Подкопы под крепость ведут, — огорченно сказал Петров. — Не иначе как… Плохо нам придется.
— Надо бы упредить, — сказал Гурьян. — Подорвать их подкопы.
— Правильно, — мотнул бородой атаман. — Толково сказал. Но как узнать, где они подкапывают, чтоб им навстречу прорыть бы подкопы да подорвать их, а?.. Кто нам бы о том сказал?
— Пошли меня, атаман, к турчанам, — пылко сказал. Гурьян. — Я у них обо всем разведаю.
— О! — оживился Петров. — Правду кажешь, тебя послать бы, а? Более нет никого подходящего. Ты ж сам что турчанин, и мать у тебя туркеня. Никто в тебе не опознает русского. Послужи, Гурьяшка, нашему делу. Могет быть, ты выведаешь все, что нам нужно, и благополучно возвернешься в крепость… Упасешь всех нас от беды… А ежели, к тому… — запнулся атаман.
— Убьют? — мрачно усмехнулся Гурьян. — Так я смерти не боюсь.
— Все могет быть, — сказал Петров. — Память о тебе в Войске Донском останется тогда большая.
Атаман подробно рассказал юноше, что требовалось от него, если он попадет во вражеский лагерь.
— Для тебя, должно, сподручнее было б пойти к туркам вдвоем? — спросил Петров. — Может, подыскать товарища тебе?
— Нет, — отрицательно покачал головой парень. — Один пойду.
— Ну, господь тебя благослови! — перекрестил его атаман.
В ночь казаки произвели вылазку во вражеский лагерь, специально произведенную для того, чтобы забросить к туркам Гурьяна.
Как только казаки с криками бросились на спавших турок, Гурьян, переодетый в одежду турецкого спага, юркнул в кусты, разросшиеся у небольшой балки, и засел там.
До рассвета юноша лежал в кустах, а как только на востоке заиграли первые отблески утренней зарницы, он встал и направился к ближайшему бивачному костру.
Пожилой солдат в чалме, возведя очи к небу, делал утренний намаз[30] у костра.
Гурьян не прерывал мусульманина, пока тот молился. Когда тот окончил и взглянул на юношу, Гурьян по-восточному приветствовал его:
— Салам алейкюм!
— Салам, — подозрительно оглядывая его, ответил солдат. — Откуда ты?
— Слышал ночью стрельбу? — спросил у турка Гурьян. — Казаки сделали налет. Я стоял на посту, и они чуть не увели меня в плен. Да убежал я.
— Садись к костру. Отдыхай.
Парень присел.
— В кавалерии служишь? — снова оглядывая Гурьяна, спросил турок.
— В спагах.
Стали просыпаться и другие солдаты. Они умывались, разговаривали между собой, никакого внимания не обращая на Гурьяна.
Потом солдаты стали делать намаз, а старый их товарищ готовил завтрак.
К завтраку пригласили и Гурьяна. Он не отказался. Помолившись аллаху, он принялся за похлебку. Хлебая ложкой, Гурьян смотрел на вал, с которого уже начала бить турецкая артиллерия по крепости. Вал был широкий, основательно насыпанный и утрамбованный.
— Слушай, спаг, — спросил у Гурьяна щербатый, рябой солдат с синим сабельным шрамом через все лицо, — а что, это правда, — идет слух, будто спаги отказываются идти на приступ крепости?
Гурьян не успел ответить, как второй солдат с узким угреватым лицом, смеясь, сказал:
— Да разве он тебе, Джафар, скажет правду… Схитрит. У меня друг служит в спагах. Так он мне сказал, что спаги решительно отказались штурмовать крепость. Говорят, дескать, что они приучены к конным битвам, а на стены лазить не умеют… Ха-ха-ха!.. Вот хитрецы. Не хотят отведать на макушку горячей смолы…
— Да, я слыхал — вмешался в разговор третий солдат, — что будто и янычары бунтуют, не хотят идти на приступ…
— Это только мы — овечки послушные, — жуя беззубым ртом, проговорил пожилой солдат. — Нас везде и всюду гоняют. Мы и словечка не можем против вымолвить.
— Попробуй вымолви, — усмехнулся щербатый, показывая дыру в зубах. — Сразу же голову отсекут.
Доев похлебку, Гурьян поблагодарил и встал.
— Да благословит вас аллах, добрые люди! — сказал он. — Благодарю вас за хлеб-соль.
— Не за что, — сказал пожилой солдат. — Что ж, пойдешь к своим?
— Пойду.
Попрощавшись с солдатами, Гурьян пошел по лагерю.
СУДЬБА ФАТИМЫ
Когда посол Коземрат Улак-ага привез в Бахчисарай во дворец крымского хана Фатиму и рассказал, каким чудом спаслась от смерти эта девушка, судьба Фатимы произвела там большое впечатление. Фатиму все жалели, сочувствовали ей.
Некоторое время Фатима жила в ханском дворце, а потом крымский хан Бегадар-Герай, желая сделать турецкому султану приятный сюрприз, отправил ее в Царьград. Судьба Фатимы и в султанском дворце наделала много шума. Ее там приласкали. По настоянию старой султанши ей выделили в столице красивый дом с садом, дали невольников и невольниц. Сам великий визирь стал ее опекуном.