Герцог скатился с кровати и, став на колени перед духом давно умершего главы рода Воителей, прошептал:
— Дети, ведь есть же дети. Пусть это зачтется мне. Булан, есть возможность что-то исправить. Я должен жить.
— Дети, — призрак горько засмеялся. — Их была почти тысяча, а осталось чуть больше сотни. У них свой путь и как они его пройдут, зависит только от них самих. Пусть, они уже многое прошли: испытали холод, голод, унижения, а впереди, их ждет еще больше. Никто из богов не будет помогать им впрямую, ибо не ведают они богов, ни своих, ни чужих. Они принесут гибель твоему народу или спасение. Тебе осталось жить всего один час, распорядись им с умом. Все, что я хотел тебе сказать, сказано, а время мое в мире живых, ограничено. Прощай, Конрад.
Призрак Булана, все той же темной кляксой, скользнул в угол из которого вышел в мир живых, раздался резкий хлопок воздуха и он исчез. Герцог Конрад упал на пол и кулаки его, бессильно ударяли в бездушные камни, покрытые толстыми восточными коврами. Он поднял голову к потолку и прокричал:
— Боги! За что? Пусть я виновен, так покарайте меня одного. Почему должен погибнуть мой народ и моя кровь?
Ответа ему не было, а в опочивальню, с обнаженным оружием в руках, влетели стражники, охранявшие покой герцога за дверьми.
— Что случилось, Ваше Сиятельство? — вытянулся капитан дежурной смены. — Может быть вызвать врача?
— К бесам, всех врачей! — выкрикнул герцог. — Моего сына сюда, живо, и верховного жреца бога Белгора.
Стражники унеслись разыскивать жреца и молодого герцога, а по замку разнеслось:
— Герцог смертельно болен! Война! Пожар! К оружию! Измена! Стража, на помощь к герцогу! Скорее врача!
Конрад понимал, что он находится в своем уме и памяти, знал, что призрак Булана, это не морок, насланый неведомым колдуном, чувствовал, как по каплям, жизнь покидает его. Минута проходила за минутой, герцог смог собраться и постарался принять смерть достойно. Наконец, те кого он вызывал, прибыли на его зов.
Верховный жрец Белгора, Хайнтли Дортрас, вошел первым, а за ним по пятам, в опочивальню влетел единственный сын герцога и его наследник, тот, кто должен будет называться в будущем Конрадом Четвертым.
— Что случилось, милорд? — спросил жрец.
— В чем дело, отец? — вторил ему сын герцога.
— Всем покинуть помещение! — скомандовал Конрад Третий, а когда стража, и все же вызваный придворный лекарь, покинули опочивальню, сел на свое ложе и усталым голосом сказал: — Садитесь, у нас есть полчаса, и я должен поведать вам многое.
Жрец и сын герцога расположились в креслах, стоящих у стены, и Конрад начал свой рассказ:
— Это случилось еще до твоего рождения, — герцог взглянул на сына. — После того как бордзу получили отпор в Фергоне, они собрали все свои силы в кулак и рванулись на Вольные Герцогства. Первым пал Ангрил, вторым Перенгар, третьими на очереди были мы. Бордзу были сильными и суровыми бойцами, и огромная их орда, смела бы нас с доски истории как пушинку. Единственные кто им мог дать отпор, так это дромы, и я просил кагана Бравлина оказать нам помощь, и он не отказал. Войска каганата Дромов пришли к нам на помощь и бордзу были истреблены, отступили в пустыню, из которой вышли в мир, и с тех пор не появлялись в наших пределах. Прошло время, в каганате воцарились рахдоны, а я, следуя своей клятве, оказал посильную помощь дромским беженцам. А потом родился ты — мой первенец, и предательством, рахдоны смогли захватить твою мать с тобой вместе в заложники. Их требование было одно — выдача всех дромских воинов, в обмен ваших жизней. Что мне оставалось делать? Я стал предателем.
Герцог сильно закашлялся, справился с собой и смог продолжить рассказ:
— Мне было страшно и даже когда вас вернули, то и тогда я боялся, и считал, что именно дромы-беженцы, могут навлечь несчастье на наш народ и мою семью. Это сейчас, я понимаю что был неправ, но тогда, я принял жесткое решение, и все беженцы были выгнаны за пределы моего герцогства. Конечно же, их тут же захватили рахдоны и принесли в жертву своему богу. Остались только малолетние дети гвардейцев и, хотя, я не решился выбросить их на улицу, но я поступил еще хуже — забыл про них, а когда прошла зима, и я пришел в ужас от того, что натворил, менять что-либо было поздно. Дромы погибли, а из детей гвардейцев, мало кто пережил первую зиму. Потом была война с рахдонами и мое войско два раза было разбито наголову, а я посчитал, что искупил свою вину кровью. Однако, это не так и пришел мой час.
— Милорд, — голос жреца был спокоен. — Вы в полном здравии, с чего вы решили, что умираете?
— За мной приходил посланец богов и время мое на исходе, а потому, слушайте внимательно. Именно вы должны уберечь наш народ от беды, а она неминуема, и сейчас, находясь при смерти, я вижу это очень отчетливо. Вся золотая казна, которая осталось от дромов, хранится в подвале моего замка, в тайнике под статуей Белгора — в старом святилище. Но не это важно, а дети дромов. Не смейте вмешиваться в их судьбу, никак, и только внимательно следите за ними. Они пойдут по жизни разными путями, а вы, следуйте за ними, и кто-то из них, пойдет дорогой сопротивления рахдонам. Этим нужна будет помощь и вы ее окажете. И возможно, тогда, этим будет искуплено мое позорное предательство и клятвопреступление, а проклятие будет снято с нашего народа.
— Мы все сделаем, отец, — запальчиво вскрикнул наследник герцога.
— Да, будет так, — вторил ему жрец.
Конрад Третий встал и подошел к окну, над Штангордом занимался рассвет. Он хотел сказать еще многое своему сыну, о многом поведать, но набрав в легкие воздуха, не смог его выдохнуть. Сначала, он побледнел, потом его лицо налилось кровью, герцог рванул ворот ночной рубашки и замертво рухнул на пол.
— Врача сюда, быстрей! — кричал его сын, но он этого уже не слышал.
Верховный жрец Белгора встал над правителем, произнес короткую молитву и удалился. Герцог умер, но есть его смена, жизнь продолжается, а заботы духовного проводника целого народа, в мрачном царстве земного бытия, с него никто не снимал. С погребением герцога справятся и без него, а он, должен озаботиться последней волей умершего, попытаться что-то сделать для спасения Штангорда и его жителей. Боги большие шутники, любят поиграть людьми, и если сказано их посланцем, что спасение герцогства возможно, то надо попробовать.
Глава 3
— Вот, чего ты не согласился на помощь от Кривого Руга? — толкнул меня в бок Звенислав. — Сейчас бы не пришлось торчать здесь на холоде и ждать эту скотину Матео. А ну, как не получится у нас?
— Ничего, управимся, — отвечаю ему.
Звениславка шмыгает носом и, слегка дрожащим голосом, говорит:
— У головорезов Кривого Руга получилось бы лучше.
— Свои проблемы решим сами, а этого гада Матео, я сколько себя знаю, ненавидел. Вспомни про Сияну, про то как Матео тебя кнутом бил, про могилки наших, которые вдоль забора торчат. Не забыл?
— Не забыл, — бурчит Звенислав. — И гада этого, не меньше твоего ненавижу, но сомневаюсь.
— Говорят, в первый раз всегда так…
— Кто говорит?
— Люди, кто же еще, собаки пока разговаривать не умеют.
Такой беспредметный разговор мы вели уже третий час подряд. Как обычно, Матео и Гильом, у которых сегодня был выходной день, отправились в кабак. Ну, для того заведения, где они обычно проводили время, даже это название слишком громкое, правильней будет шалман или притон для мелких воришек. Куда они отправятся и как проведут ночь, мы знали. Несколько раз во время своих ночных вылазок в город, видели наших воспитателей, а пару раз, даже приходилось по приказу Матео, который был покрепче Гильома, забирать того из заведения. Поэтому, мы как обычно легли спать, и пару часов спокойно вздремнули, а проснувшись, покинули территорию приюта. Неподалеку у нас был схрон, в котором мы прятали порой еду или что-то ценное на обмен, а сейчас, там лежали два острых как бритва, разделочных мясницких ножа. Эти свинорезы мы украли три недели назад, на рынке у зазевавшегося мясника, и расставаться с ними не собирались. Как бы нам голодно не было, но на воспитателей мы зуб давно имели, а потому, предпологали, что ножи нам вскоре понадобятся.