Губу Ласточкина дёргало. Он бледнел всё больше.
— Не уступлю! Толкайся, да меру знай! Я — чиновник, а не ветошка, не судомойка! Возьми, когда так, Паша, монету! — добавил он сиплым шёпотом.
Сергей Петрович стал утирать слезы. Кремнев опустил монету в карман и вздохнул:
— Ах, женщины, женщины!
В его карих глазах тоже стояли слезы.
— А ты приосанься, — шепнул он Сергею Петровичу, незаметно смахивая слезы. — Сейчас мы выйдем на ту самую поляну, знаешь, около старой берёзы-двойняшки? Приосанься, не ударь в грязь лицом. Слышишь? Нас ждут.
— Я его не убью, — шёпотом же отвечал Ласточкин, очевидно, думая о Полозове. — Я только первым промах дам, чтобы ему было стыдно убивать меня! Понимаешь? Первым дам промах! И дуло вот так, вверх, поставлю! Чтобы он честность мою видел! И пожалел! Да! Не меня, нет… А мамашу и Васю! Понимаешь?
Он хотел двинуться вперёд.
— Постой на минутку, — остановил его Кремнев, — я поправляю на тебе фуражку.
Он поставил пистолетный ящик на землю и передвинул фуражку Сергея Петровича слегка набекрень.
— Ну, вот так. Подай тебе Бог! — Он поцеловал товарища в губы.
Затем он откашлялся, точно собираясь петь, и, оправив на себе пальто, поднял с земли ящик.
Они снова двинулись в путь и через минуту вышли на большую поляну. Их уже ждали. На поляне, около старой берёзы, росшей двумя стволами, стояли три офицера: черноволосый Колпаков, тоненький — Полозов и рыженький, весьма подвижной, не известный ни Кремневу ни Сергею Петровичу. Рыженький что-то рассказывал, держа шашку, как зонтик, и семеня ножками, точно изображая идущую барыню, а Колпаков хохотал во всё горло, слегка запрокидываясь назад. Сергей Петрович отыскал глазами Полозова. Тот стоял несколько поодаль от товарищей, слегка побледневший, и натянуто улыбался. Его взгляд встретился со взглядом Сергея Петровича, и офицер отвёл глаза. Колпаков увидел Кремнева и закричал:
— А, милейший, а мы вас ждём уже десять минут!
Они поздоровались и приступили к делу. Колпаков отмерил расстояние. Вскоре Кремнев вручил Ласточкину заряженный пистолет.
— Иди сюда, стань здесь, — говорил он, бледнея, волнуясь и суетясь, как это бывает, когда выносят из дому покойника.
Между тем Полозов уже стоял на месте. Оказалось, произошло маленькое недоразумение. Позабыли бросить монету.
— Канальство! — говорил Колпаков. — Жребий-то бросить и забыли! Скандал в благородном семействе!
Кремнев вынул из кармана монету. Сергей Петрович хотел схватить его за руку, но передумал. Он стоял бледный, потупив глаза.
— Орёл или решка? — крикнул Кремнев, высоко подбрасывая монету.
— Орёл! — прошептал Сергей Петрович, придвигаясь к Кремневу и сразу холодея всем телом.
Полозов хотел было двинуться туда же, но внезапно передумал, остался на месте и натянуто улыбнулся.
— Решка! — сказал он.
Монета, кувыркаясь, мелькала в воздухе. Рыженький, Колпаков и Кремнев смотрели на неё, подняв головы, как на невиданную птицу. Монета, слегка шлёпнув, упала на влажную землю.
— Орёл! — крикнул Кремнев, склоняясь над нею, и протянул руку, чтобы взять её.
Голова Ласточкина слегка кружилась. Ему казалось, что в лесу шумел ветер.
— А па-а-звольте! — вдруг поймал руку Кремнева Колпаков.
— Монета с двумя орлами! — звонко произнёс он, оглядывая монету.
Рыженький метнулся к нему. Ласточкин похолодел.
— Фальшь! — продолжал Колпаков. — То-то вы, миленький, так храбрились! Даже пешочком припёрли! — обратился он к Ласточкину. — А!
— Это всё ваши штучки! И какая же вы др-рянь!
Кремнев пробовал протестовать и весьма энергично наскакивал на Колпакова, ловя его за пуговицы. Эта монета попалась к нему случайно: её дали ему сдачи, а он не доглядел. И только. Это счастье его товарища.
«И охота ему спорить!» — подумал Ласточкин с отвращением.
— Вздор! — крикнул, выходя из себя, Колпаков.
— Это всё ваши штучки! — обратился он к бледному, как мертвец, Ласточкину.
Внезапно офицер замахнулся и швырнул монету в лицо Сергея Петровича. Монета ударила его в губы. Он вздрогнул, жалко улыбнулся, хотел что-то сказать, но вдруг круто повернулся и зашагал к старой берёзе. Он слышал, как всё ещё протестовал Кремнев, наскакивая на Колпакова. «И охота ему!» — снова подумал он с отвращением. На берёзе весело кричали дрозды.