— Аверьяныч спит?
Марфенька прижалась к груди Ильи Петровича.
— Спит на сеновале, — прошептала она, вздрагивая.
— Ну, и отлично. А ты ему про кушетку рассказывала?
— Рассказывала.
Марфенька вздрагивала плечами. Илья Петрович крепко обнял её.
— И я в доме рассказывал. Ты чего же дрожишь.
— Боязно, Илья Петрович, больно уж вы много страстей про баню говорите!
— Да ведь ты же знаешь, что я придумываю это нарочно, чтобы нам не мешали!
Илья Петрович беззвучно засмеялся.
— Знаю, а всё-таки боязно.
Марфенька заглянула в глаза Ильи Петровича доверчиво и послушно. Они двинулись вперёд. Илья Петрович шёл, придерживая Марфеньку за талию.
А она семенила ножками рядом. Старая баня уже предательски глядела на них своими выбитыми окнами.
— Чтоб нам не мешали, — шёпотом снова повторил Илья Петрович и вдруг взмахнул руками; Марфенька метнулась в сторону, но было уже поздно. Они провалились куда-то в тартарары. Марфенька завизжала и услышала ответный визг где-то сбоку. Она испуганно забилась на земле, близкая к истерике.
— Что ты, что ты, что ты… — шептал, не понимая своих слов, Илья Петрович.
Серафима Антоновна узнала голос мужа, подумала: «Все равно скрываться поздно!» — и сказала совсем наивным голосом:
— Это ты, Илья?
— Что! Ай-ай-ай! — закричал Илья Петрович, сразу не узнав голоса жены; но он тут же опомнился.
— Это ты, Сима? Как ты сюда попала? И где я? «Господи, вот влопался-то!» — подумал он и услышал:
— Видишь ли, это старый погреб. Мы пошли гулять в сад вместе с Павлом Никитичем…
— Как, и Аграмантов здесь? — перебил её муж.
— Здесь, Илья Петрович, вместе с Серафимой Антоновной, — послышался ласковый голос Аграмантова. — Пошли мы с Серафимой Антоновной в сад. Только, Илья Петрович, видим: старая баня, и в бане огонёк. Мы и думаем: «Дай пойдём и поглядим поближе». Пошли и вдруг провалились. Это, Илья Петрович, тот самый погреб, в котором Пугачёв задушил вашего родственникам! Здесь очень интересно, — добавил он с изысканной сладостью, — только жаль, спичек нет!
Аграмантов помолчал, но затем Илья Петрович услышал снова:
— А вы тоже не одни, Илья Петрович? Как вы сюда попали?
«Как вы сюда попали! — подумал Илья Петрович. — Чтоб тебя дьяволы взяли!»
— Очень просто, — добавил он вслух. — Я искал Симу и пошёл в сад. И вдруг вижу около бани кто-то ходит в позе самого отчаянного лунатика. Волосы, представьте себе, растрёпаны, а руки представьте себе, вытянуты по направлению к месяцу…
— Марфенька, — шепнул Илья Петрович, — распусти волосы.
— Боюсь, — прошептала Марфенька и всхлипнула.
— По направлению к месяцу, — повторил Илья Петрович. — Смотрю, это Марфенька. Я — к ней. Она сделала несколько шагов ко мне, и вдруг мы, представьте себе, провалились!
«Господи, что я за чепуху горожу!» — подумал Илья Петрович, помолчал, подумал и спросил:
— Неужели же отсюда нет никакого выхода?
Аграмантов вздохнул.
— Никакого, Илья Петрович; я осмотрел все стены, ужасно высокие стены!
Дубняков долго сидел и думал, и, наконец, вздохнул. Он покачал головой и задумчиво произнёс:
— Скверно! Доплясались мы с тобой, Сима, довертелись, дохороводились! Придут завтра утром рабочие, принесут лесенку и выпустят нас, рабов Божиих на свет белый, на позорище. И пойдут по всему уезду звон, трезвонь, пересуды; грязью нас закидают, имя наше запачкают! Разве скептики поверят, что мы попали сюда неведомо за что и как, игрою какого-то нелепого случая? Разве скептики поверят этому?
Серафима Антоновна вздохнула.
— Нет, скептики не поверят.
— Скептики ни за что не поверят, — подтвердил Аграмантов и добавил: — скептики и пессимисты.
Все погрузились в молчание. Только одна Марфенька истерически всхлипывала.
Когда Аверьяныч на заре подошёл к проклятой бане, он увидел отверстие в земле вновь открытым, а в склепе услышал какой-то говор. Аверьяныч даже взбесился и прошептал:
— Господи, Боже мой, до чего нечистая сила разозоровалась! Петухи третий раз поют, а она не унимается, и в чехарду играет, и змеем извивается, и женихается.