— Вы хорошо знаете своих так называемых коллег? — поинтересовался он почти равнодушно.
Осторожно, Денис, шепнул мне внутренний голос, тут может быть ловушка.
— Ну, не то чтобы хорошо, в Москве журналистов как собак нерезаных, но встречались, было дело.
Баркаев задумчиво кивнул, потом скомандовал:
— Боча! Приведи…
Загайнов ощутимо дернулся. Но я не думал, что москвичи при очной ставке так уж будут отрицать наше знакомство. В крайнем случае провалы в памяти можно списать на их состояние. После двух недель в тюрьме много чего можешь не вспомнить. И наоборот.
Несколько минут прошло в молчании. Охранники сопели, Баркаев мерил комнату маленькими шажками, мы с Сашкой продолжали незаметно трудиться над веревками. Потом опять стукнула дверь, Загайнов опять дернулся и незнакомый женский голос произнес:
— Ты меня звал, Махмудик?
Вот новость! Боча привел совсем не Стоянова и его товарищей, а неизвестно где содержавшуюся Краснитскую. И, судя по ее голосу, содержалась она отнюдь не в таких условиях, как остальные трое.
— Да, дружок, — неожиданно мягко ответил Баркаев. — Проходи. Тут твоя помощь потребовалась.
Журналистку я узнал сразу, хотя она сильно отличалась от своей фотографии. Есть такой тип нефотогеничных женщин, которые на снимках смотрятся серо и невзрачно, но при непосредственном общении производят неизгладимое впечатление. Теперь мне стало понятно, почему красавец и дамский любимец Стоянов жил с ней гораздо дольше, чем с остальными подругами. От Софьи Краснитской исходил почти неприкрытый дух чувственности. Я просто физически ощущал, как хорошо может быть с этой женщиной в постели. Думаю, точно такие же эмоции она пробуждала и во всех мужчинах, независимо от возраста и темперамента.
Таких огромных синих глаз я не видел никогда в жизни. Из них шел свет, они сияли, черт побери! Взгляд ее, казалось, проникал в самую душу.
И в то же время в ней не было ничего особенного. Среднего роста, немного полноватая, одета неброско в темно-зеленое платье ниже колен. Никаких украшений, туфли на низком каблуке. Увидев ее на улице, да еще и сзади, можно было равнодушно пройти мимо. Но если заглянуть в глаза!..
Софья, не обращая на нас с Загайновым внимания, подошла к Баркаеву, легко коснулась его щеки губами.
— В чем дело, милый?
— Скажи, тебе эти люди не знакомы?
Женщина обратила взор на меня, потом в задумчивости обошла кругом нашу связанную пару, помолчала.
— А кем они представились?
— Утверждают, что журналисты, ваши знакомые, приехали вас разыскивать.
— Это вполне вероятно, я же тебе говорила, что кого-то непременно пошлют на поиски.
— Я знаю, сейчас в республике специальная комиссия из Москвы работает. Но конкретно эти двое?
— Они мне незнакомы.
Это прозвучало, как приговор. Не потому, что Краснитская нас не знала, а просто по тону. Незнакомы — значит, без сомнений можно выводить в расход.
— Точно?
Софья еще раз оглядела нас с ног до головы, задержала взгляд на моем лице.
— Погоди-ка…
Прошлась вокруг Загайнова, вернулась ко мне.
— Того я точно вижу в первый раз. А этот… Так-так… Вспомнила. Я видела его в Москве в офицерском мундире, вот только в званиях не разбираюсь. На погонах по одной большой звезде.
— Майор, — с тихим удовлетворением констатировал Баркаев. — А цвет петлиц какой был, не припомнишь?
— Ну, такой голубой, крылышки еще с парашютиком. Но здесь я не уверена. У меня на лица память абсолютная, а одежда только иногда запоминается.
— Не важно. Самое главное ты вспомнила. Это десантник… Спасибо, ты мне очень помогла. А теперь иди, у нас тут мужские разговоры будут, женщинам совсем не обязательно присутствовать.
— Вечно ты со своими кавказскими правилами, — сказала Софья. Но недовольства в ее голосе не было, она словно мурлыкнула. И выплыла из комнаты.
Вот теперь нам пришел окончательный звиздец, подумалось мне. Если раньше оставалась какая-то надежда даже не выкарабкаться, а хотя бы оттянуть время и успеть подготовиться к последней схватке, то теперь счет пошел на минуты. Десантников чечены очень не любят. А веревки ослабли еще недостаточно…
Где же эта сука могла меня видеть в мундире? Я и надевал-то его с майорскими погонами всего раз — по торжественному случаю. Когда орден вручали. Но ведь это было в самом начале моей работы в отделе, больше трех лет назад! Может быть, именно тогда. Какие-то журналисты крутились вокруг, а мы, дюжина бравых десантников с новенькими орденами, вышли из зала и неспешно устремились к фуршетным столам, нацеливаясь выпить пару рюмок и закусить бутербродами с икрой. Ордена для нас мало что значили, мы вернулись живыми, оставив там, в боях, многих товарищей, и воспринимали всю церемонию вручения наград, как неизбежную рутину. Надо — значит надо, хорошо, что при этом стрелять не будут, да еще и водки нальют.