Вынул миниатюрного Вруна из водицы, встряхнул, хотел по физиономии надавать вместо искусственного дыхания, но не понадобилось: Врун и без того в себя пришел. Не только «спасибо» - вообще ничего не сказал, лишь глазищами зло в мою сторону зыркнул.
Я его рядышком посадил, по носу пальчиком постучал:
- Здорово, дружище, давненько не виделись!
На «здорово» Врун не ответил, прокашлялся, легкие из антрацитовой первосущности доформировывая и от воды освобождая. Потом молвить изволил:
- Ну и нафига?
- Понимаешь, дружище… В мире, откуда я родом, когда человек то и дело губенками плямкает, сам с собою разговаривая, со стороны он весьма неадекватным смотрится и стойкое подозрение окружающим внушает – не без оснований, между прочим, - а не сошел данный индивид с ума? Не заехали ли у него шарики за ролики, не сдвинулся ли он, не уехали ли, шифером шурша, с головы его крыша?
Врун огляделся – из-под ладошки, прищурившись. Демонстративно на 360 градусов развернулся, не поленился полностью и ме-е-е-е-едленно панораму Обитаемого Кратера просканировать, гад! Потом широко зевнул, разлегся на спине, руки ладонями под голову заломив.
- И чё? В упор посторонних не вижу. Нет здесь никого постороннего, кому твое в натуре дурацкое поведение таковым покажется!
- Ну да, - говорю и вздыхаю. – Но губенками плямкающий я и сам себе не нравлюсь. И вообще не по-человечески, когда в реале поговорить не с кем. Узники в средневековых узилищах, говорят, даже с мышами и насекомыми разговаривали. Чтоб окончательно умом не кукукнуться. И я не Жанна Агузарова, чтобы одной мыслью связь с космосом поддерживать. Даже с Камагулонисом! Короче, ничего лучшего – уж извиняйте, дарагой таварисч! – на ум не пришло, как контактный буфер между нами организовать…
- Это ты меня буфером обозвал?
- Тебя?! Друга на Камагулоне единственного, пускай и скептично супротив меня иногда настроенного, такими обидными словами называть?! Да ни за что, зуб даю! Отнюдь! А если нечаянно обидел, и поскольку этому миру я начальник и здешних мочалок командир, назначаю тебя первым своим заместителем, референтом и пресс-секретарем в одном лице! И главным специалистом по связям с общественностью!
Головокружительным взлетом карьеры Врун не впечатлился. Валялся рядышком отстраненно и резвящихся в кромке «прибоя» медузят созерцал. Потом проворчал:
- Нашенские задешево не продаются! Маловато будет! Короче, желаю, чтобы, помимо прочего, ты ко мне на «Вы» обращался! Кланяясь и улыбаясь заискивающе! И еще учителем меня называл. С большой буквы: «Учитель!» А еще лучше, не просто с большой буквы, а еще и с буквы «О» начиная: «О, Учииитель!..»
- У меня маловато было, а у тебя не многовато ли будет?
- В аккурат! Не согласен – до свиданья. Я, между прочим, твоего имени не называл!
Чтобы не потакать Пульчинелле карликовому, я паузу взял. И за одним уж и поудивляться: почему некоторые, к жизни мною возвернутые, по сему поводу от радости не прыгают и одновременно с прыжками в ладоши не хлопают? Поудивлялся молча минуты три, потом вслух удивился:
- О, учииитель! Ты будто бы и не рад нашей долгожданной встрече?
Врун вздохнул на удивление по-человечески - горестно.
- Чему радоваться? Тебе одиноко и пообщаться захотелось – понятно. Что пообщаться ни с кем-нибудь, а со мной, личностью выдающейся и незаурядной, – спасибо. Но ты реально ступил. Перекрестьянствовал, наверно, сермяжной философией перепроникся… Думаешь, легко ментальную связь в этом метаморфированном тельце с самим собой, изначальным Камагулонисом, поддерживать? Сорок процентов энергии на эту ерунду уходит. Еще пятьдесят на стабилизацию образа в антрацитовой протоплазме. Из оставшихся десяти еще девять целых восемь десятых заняты на поддержание обратной с тобой связи… Думаешь, оставшихся двух десятых достаточно на философские тары-бары?
Ёксель-моксель, а ведь я действительно ступил. Привык, блин, к явлениям Вруна – то в виде симбионта кентаврообразного в Шаровом гроте, то в виде голограммы в Ближнем космосе, и не подумал, что он мне таковым являлся, потому что именно таким его представить Камагулонису удавалось запросто.
- Ну, извини, - говорю и голову – вниз, осознал, мол.
А гадский Пульчинелла вместо простого человеческого: «Ладно, проехали!» - прикалываться начал! Понятно, из-за двух десятых процентов прикалываться у него лучше всего получалось – и отнюдь не на уровне тонкого и интеллектуального юмора: