Выбрать главу

Когда  отсмеялись (то есть некоторые перестали, а другие некоторые вместо клокочущего визга лишь приглушенно похрюкивали), выяснилось: по их мирским обычаям смех в безнадежной ситуации нонсенс. Никому из сопланетников Дрыгуанкуля и Рангулы в голову не придет в трагических обстоятельствах шутки шутить. Выходит, моя шутка не столько запредельным юмором сладкую парочку поразила, сколько на предмет грустных переживаний успокоила. Круче, чем если бы я копытами в грудь стучал, убеждая: мол, ситуация под контролем и по поводу неприятностей в будущем у них нет причины для тоски.

Дальше сидим. Хорошо, Камагулонис иллюзией горского мирского пейзажа перекрыл Долину Монстров - незачем странностями ребятишек напрягать. Боюсь даже представить, что будет, если узнают, что Камагулон не их Мир, а совсем другой, на тьму парсеков от их Мира удаленный…

Но не врут люди про женскую интуицию – даже инопланетная Рангула что-то такое почувствовала:

- Никогда ничего красивее не видела… И горы, и трава удивительная…

- Ты, любимая, мало чего видела! – Дрыгуанкуль воспользовался случаем произвести на подружку впечатление. - Знала бы ты, как прекрасны материковые льды Северного Материка в закатных лучах Мирумира…

Самый подходящий случай и мне вставить реплику. Потрогал тактично кулончик Рангулы, языком одобрительно поцокал.

- Классная вещица! Сейчас таких не делают.

Дрыгуанкуль просиял. На дролечку горделивый взгляд кинул: видишь, какой я у тебя замечательный – не каждый такую весчь любимой презентовать способен! Ну и Рангула, польщенная, засмущалась, поближе к Дрыгуанкулю подсела и его ладонь своими ладошками накрыла. Вышло, я упрочению их любовных уз комплиментом неплохо посодействовал. И ведь правильную позицию выбрал – теперь Дрыгункуля свербило историю обретения  весчи поведать, чего мне и требовалось.

Поведал. Степуангуля Кмагулонского, лучшего на хурджанге игреца и верховного камагулонского барда-сказителя, умыв по полной. Если у них на Мире хотя бы каждый десятый так истории рассказывает, то нашим шансонье и прочим акынам с ашугами, начиная от Гомера, впору позеленеть от зависти:

 

-  Если б я мог, вдохновленный Прогылкулом Сладкоречивым,

Так красоту, от которой во мне селезенка трепещет,

Мокнут подмышки и щеки узором волненья покрыты,

Воспеть в торжествующей речи и в памяти

Вечной потомков восславить, начал бы так:

 

Абы сразить  щадуарфыла грозного,

Что обитает в ледовых морях у далекого Севера,

Нужен всего курманг’рчан  восьмивесельный,

Три гарпуна да гарпунщик с рукой тренированной,

Восемь гребцов, с полувзгляда тебя понимающих,

И беззаветная смелость, и сердце, любовью согретое!

 

Минут сорок пел, и с каждой новой строфой  имя Рангулы все чаще и чаще упоминалось, как и метафор с эпитетами, пылкое чувство любви к ней Дрыгункуля характеризующих. То есть нужную информацию мне приходилось выуживать по крупице из тонн словесной руды. Еще и вид при этом сохраняя восторженно-внимательный, к дальнейшему повествованию Дрыгуанкуля поощряющий. А то ведь замкнется – и клещами из него тащи историю амулета-артефакта, а оно мне надо?

 

Короче, если пропетую Дрыгуанкулем сагу  резюмировать, то:

Щадуарфыл – это ихний гигантский кальмар и есть. То есть не совсем кальмар, а вернее, совсем не кальмар, но тварюга, на Мире занимающая экологическую нишу, которую на Земле гигантские кальмары занимают. Ценный промысловый зверь на предмет мяса, специфического жира и удивительно эластичной кожи, обитающий в холодных водах Северного океана. При  пасторальном укладе жизни мирян, несмотря даже на кровавый, ацеталом спровоцированный культ, охота на щадуарфылов всегда была делом исключительно героическим, на которое отваживались немногие, а уж те, которые отваживались, точно были первыми парнями на деревне и ходили по деревне высоко нос задравши, у местных красавиц  пользуясь интересом нарасхват вне конкуренции с прочими. А когда такой вот охотник на щадуарфылов еще и мог оригинальный трофей возлюбленной в подарок презентовать – тут, как говорится, без  комментариев.

Главная особенность щадуарфыла – умение глубоко нырять. Километра на полтора-два по нашим меркам. На Мире, где батискафов еще не изобрели, щадуарфылы - главные источники информации о том, что на дне  окололедных и подледных морей на Мире творится. И отнюдь не только для тех пытливых и любопытных охотников, которым не влом копаться в потрохах заполеванных и на берег вытащенных зверюг. В отличие от землянских кальмаров, у щадуарфылов имеются конечности – длинные, мощные, с развитыми когтями, чтобы рвать соперников, норы копать в базальтовых толщах или сквозь ледяные поля в десятки метров толщиной пробиваться. И на ухватить-поднять-в-гнездо-притащить нечто, на взгляд щадуарфыла привлекательное, они мало чем от наших ворон  отличаются. Кстати, гнезда у них - реально гнезда: даром, что ли, «ручки» дадены? Сплетенные из водорослей в виде гамаков-корзиночек, дабы щадуарфыл мог при случае покемарить и пофилософствовать. Особенно когда подфартит нашарить в водах поляну жирного планктона или команду восьмивесельного курмангарчана в честном бою победить и… употребить. Дело в том, что щадуарфылы, ничего, окромя планктона и кое-каких водорослей, в пищу не употреблявшие, чисто из представлений о справедливом возмездии с охотниками поступали так же, как охотники с ними. Достаточное, между прочим, основание заподозрить в них зачатки разума.