Вырываю из с готовностью к ногам моих приползшего коврика-самобранки пару кусков, демонстративно их в два комочка скатываю, проецируя вкус для мирских ребят съедобный и для их вкусовых пупырышков горьковато-сладкий.
- Знаете, - говорю, - что это?
Оба, естественно, отрицание мотанием ромбовидных голов по-мирски снизу вверх выразили.
- Трава забвения! – говорю. – Достаточно одной таблэтки… масенького вот такого кусочка… - показываю, какого, - и вкусивший оного заснет немедленно и проспит целых три года, которых не почувствует. За три года родственники ваши сто раз пожалеют за непроявленный гуманизм и отсутствие сострадания к союзу любящих сердец. Это я вам опять-таки не от себя говорю, а по поручению великого Джопырдзедза! Нерушимо слово Джопырдзедза, и да сбудется им сказанное!
Блин, чувствую сам – с фантазией того… Но схавали озвученное фуфло вместе с «таблэтками» пиплы мирские за милую душу. Что с них возьмешь, детей пасторального жреческого мира. Разве что Дрыгуанкуль, как представитель мужеска пола, проявил толику сомнения:
- Но скажи нам, о мудрый Степаунгуль, а разве за три года спящее тело плесенью не покроется и хищные твари с насекомыми его до костей не изгложут? И плохо ты наших родственников знаешь – трех лет на простить и посочувствовать им маловато будет! Да и жрецы священного Алтаря…
- Нэ журысь, храбрый Дрыгуанкуль, - я его по плечу похлопал. – Жрецов к вашему возвращению и следа не отыщется, ибо сам Непредсказуемый и Необъятный Прогылкул их великим проклятием проклял за поклонение лжеидолу и в прах расточил! Подтверди истинность моих слов, Рангула!
По причине полной на момент, когда Прогылкул жрецов в прах расточал, невменяемости Рангула ничего подтвердить не могла, но, как любой девице на ее месте поступать положено, головой утвердительно снизу вверх покачала.
Снямкали, короче, оба «траву забвения» и «узваром из утобухи» запили.
Тут мне грустно стало. Привык уже к ним, понимаешь. Они, конечно, мне как третья нога между лопаток, но и снова одному одинешенькому…
Сдерживая скупую мужскую слезу, привлек их ближе к себе, приобнял:
- Прощайте, ребята, и пусть у вас все путем склеится… А первенца всемилостивейше разрешаю в мою честь назвать. Пацан родится, назовите Степуангулем. Девицу – Степуангулой. Или Степуангулей!
- Обязательно так и сделаем и никогда твоего дружеского участия не забудем, о добродетельный Степуангуль Камагулонский! – Дрыгуанкуль словами попрощался, а Рангула молча меня в темечко чмокнула.
Легли оба рядышком на лежальные коврики и глаза закрыли.
Отвернулся… От волнения оставшийся «узвар из утобухи» машинально допил (пить можно – отдаленно компот напоминает из киви пополам с жимолостью). После Неогвиров подключил. Про траву забвения я ж, понятное дело, натрендел. Какая нафиг химия или ботаника, когда дело чистой физики двух индивидуумов телепортировать из точки «К» в точку «М» в пространстве и на три года вперед в будущее? И примечание к сказанному: коли я собираюсь раньше на Мир наведаться, мне с ними в мое будущее нельзя. Перенос во времени – своеобразный ход конем. Обратный переход возможен, но нехорошими последствиями чреват. Ткань Континуума от таких прыжков рано или поздно расползаться начинает.
Впрочем, достаточно уже здесь философию разводить. Пора на берег Жемчужного озера наведаться. Посмотреть, в каком состоянии «Навигатор» пребывает.
Глава 13
Глава 13. Трудно быть богом, но терпимо
«Навигатор» был на месте – а куда он под присмотром снусмумриков и братишек двоюродных денется? Стоит себе на пляжной кромке Жемчужного озера - сверкающий, будто из голливудского блокбастера. Игрушечка, блин…
Мне почему-то спокойнее внутри «Навигатора» путешествовать, чем левитировать или телепортироваться. При левитации, телепортации и прочей херации каждая клеточка в организме вопит от ужаса – не должно такого с реальным человеком быть, и все тут! И пусть мои повторы на эту тему меня в натуре выставляют занудой, но очень хочется, чтобы читатели сего опуса хоть на чуть-чуть прониклись, в каком на самом деле кошмарном состоянии я пребываю и как до кошачьего мява всеми нервными окончаниями ощущаю весь этот кошмар.
Вот и теперь вокруг пепелаца прохаживаюсь, ручонками его трогаю, жмурясь от предвкушения: хоть сейчас (или не сейчас, а когда захочу) сяду в него и, по-гагарински ручкой махнув, вознесусь в черную пустоту и – на Мир.