Соленая океанская водичка, подводные твари с их метаболизмом, настроенном на переработку кальция для своих панцирей-ракушек, плюс пять десятков веков забвения немного оставили осязаемого и поддающегося классификации. Осязаемого – в прямом смысле. Реально могу любую фиговину со дна под свои ясные очи внутрь «Навигатора» телепортировать и поосязать, но нет никакой гарантии, что осязаемое в руках трухой не рассыплется.
Плыву дальше. С надеждой непоняткам разъяснение найти и Вселенскому Разуму пищу для ума надыбать, а то ему данных для судьбоносных для Мироздания выводов и решений не хватает. Ради этого, по гамбургскому счету, и квест нынешний. А что надыбаю, на все сто уверен: я ведь не праздно и хаотично к северному полюсу подо льдом двигаюсь, а как по спутниковому навигатору – целенаправленно, по прямому вектору, в конце которого искомое и обрящется.
Стоило мысленно уверенностью похвастаться, и нате вам очередное доказательство правоты народных пословиц про «шкуру неубитого медведя», про «насмеши бога своими планами на завтра» и тому подобных на тему непредсказуемости грядущего.
Сначала показалось: все, дальше плыть некуда, финиш. Поверхность плато волнообразно нырнула вниз в некогда врезавшийся в сплошную гряду скалистых гор океанский залив. «Станция Березань, кому надо, вылезай»: километров тридцать до сплошной скальной стены, а над пепелацем сплошной лед, до которого метров двадцать.
Километры над впадиной прошел с ускорением минут за пять, не снижаясь – а фигли я там не видел? И рядом со стеной - джойстик резко на себя. Лобик наморщил, мучительно раздумывая, куда дальше, но прежде чем джойстиком вдоль скальной гряды «Навигатор» налево повернул, «Навигатор» сам автономно направо повернулся.
Почему направо, обнаружилось через пару километров. То, о чем я успел заранее догадаться: пролив вроде Босфорского или Керченского, только уже.
Вход между скалами как прореха в челюсти на месте выбитого зуба. И почему-то оттуда света больше изливалось, чем за все время моего подводно-подледного плавания. А главное – очень красиво перемычкой-аркой над входом в бухту нависал лед. Так красиво и красноречиво, что я бы надписи «Вэлком» на ней не сильно удивился.
Поднырнул под ледяной свод. Реально бухта по форме кувшина восточного с узким горлышком. Стратегически лучше не бывает: «горлышко» перегородить – на раз-два, а внутри бухты легко десятка четыре галеонов Великой Армады встанут или пяток современных авианосцев с десятком крейсеров. Дно - опять полого вверх, обломками кораблей усыпанное. (Что кораблей – с виду не понять, но чему еще в бухте на дне валяться, как не кораблям?) Пристань, как ей и положено, напротив входного створа – широкая, на удивление чистая. За пристанью по склону холма россыпью уходили вверх и в «потолочный» лед неплохо сохранившиеся дома типичной мирской архитектуры.
От набережной строго перпендикулярно пирс, оканчивающийся искусственным островком-постаментом, на котором, как перед Нью-Йорком в гавани, - гигантский статуй. Без всякой стилизации и условностей а ля Зураб Константинович и прочего супрематизма с экспрессионизмом, а в духе древнегреческой античности. В масштабе 1000 к 1, упершись в постамент кончиком хвоста, нависал в прыжке вперед из чего-то нержавеющего, блестящего и стекловидного сделанный камагулонский гвир. В натуре мой старый знакомец Оцеола, вождь камагулонских «гуронов». Только вот морда у здешнего монументального вождя, в отличие от камагулонского, излучала недюжинный интеллект, государственную мудрость и нехилую угрозу.
Я, понятно, вокруг шедевра монументального зодчества круг почета сделал, абы шедевр рассмотреть в подробностях.
Производит впечатление, надо сказать. Такое, что из навигационной панели, которая - узкой сенсорной дощечкой прямо перед пилотским креслом, голографическим пузырем голова Вруна выдулась, один глаз на монументальное чудо скосила, другим на меня насмешливо посмотрела и:
- Удывытэлна, да? - молвить изволила.
- Уже нет, - ответил я. Вежливо и с достоинством. Действительно удивлялся лишь первые секунд тридцать. Потом дебет с кредитом в уме свел, и части мозаики влегкую сложились.
- Догадываешься, кому памятник? – ожидаемо спросил Врун, поддерживая реноме самого умного в нашем диалоге. Типа семь пядей во лбу у меня должно быть, чтобы догадаться!