И не сразу, но вдруг я уверенно понял: разор и разруха в порту образовались не после катаклизма, когда Мирская Атлантида под воду и ледяную шапку ушла, а задолго до. То есть порт приходил в запустение и все в нем рушилось, ломалось и ржавело, когда еще ось планеты на девяносто градусов не повернулась и на ночном небе сияла местная луна.
Разгадка случившемуся – дальше, в городе. В динамике бескризисного развития мегаполисы приходят в ветхость и запустение с исторического центра, расползаясь навороченными хайтековским новоделом по окраинам, а когда цивилизация загнивает и гибнет, остановившись в развитии, процесс распространяется в обратную сторону – от окраин к центру. Как здесь, например.
Улицу, широкую, прямую, ведущую вверх, в город практически перпендикулярно береговой линии, я выбрал, чтобы без привлечения сверхвозможностей «Навигатора» пройти как можно дальше. Ледяная шапка нависала сверху, перекрывая пространство на уровне пятого-четвертого этажа высотных зданий – чем дальше, тем по отношению к «дну» ниже.
Здания, облепленные полуметровым слоем ракушек, никакой инопланетной экзотикой не отличались – стандартные кубы и прямоугольные параллелепипеды со стандартными же квадратами окон, зияющими черной пустотой и по краям обрамленными колышущейся сине-зеленой тиной; кучи изъеденных морской водой и тысячелетиями припаркованных на обочине механизмов; зловещая замшелость и запустение. Но машины ржавели и рассыпались в хлам именно аккуратно припаркованными, тогда как на проезжей части – ни одной…
Беззвучие морской пучины, сравнимое с тишиной космического пространства, унылый кладбищенский пейзаж, давящая толщиной от двух до трех с половиной километров и весом в миллиарды тонн громада ледяного купола вгоняли в депрессию. От созерцания мерзости запустения по ходу, отнюдь не образно говоря, пушок на руках у меня встопорщился дыбом, а в позвоночник от копчика до мозжечка словно ледяных иголок понавтыкали. И не только понавтыкали: чувство, будто кто-то на этих иголочках как на клавесине играет. Не должно быть такого в природе мироздания, что глаза мои видели, не должно – и все тут! Тем более, когда совершенно не понятно, почему так…
(Хотя – стоп! Это мне непонятно, Степке-Степуангулю Баркатову-Камагулонскому. Внутренний Камагулонис, насмешливо-задумчивой мордой Вруна мне извне явленный, на всех парах по «скайпу» со Вселенским Разумом консультировался. У него-то наверняка части мозаики уже начинали в целостную картинку складываться. Еще чуть-чуть вперед проплывем – и окончательно сложатся…)
Перед финишем, когда замедлив и без того черепашью скорость, пришлось осторожно вести «Навигатора» едва не задевая верхней частью о ледяной потолок и почти чиркая «брюхом» по мостовой, покрытой крошевом мельчайших частиц, на которые много чего могло рассыпаться и за пять тысяч лет рассыпалось, в поле зрения стали попадаться странные человекоподобные фигуры. Я сначала принял их за оплывшие от коррозии скульптуры. Останками людей воспринимать их мозг отказывался: не могут никакие органические останки в соленой морской воде уцелеть. Не то что за пять тысяч, за десяток лет любая кость рассыплется песочком.
Специально к одному такому изваянию, удобно (для меня) высунувшемуся из окна проплывающего слева здания, «подгреб» поближе.
Робот. По отмониторенным и математически просчитанным сверхчувствительными датчиками «Навигатора» показателям, в том, что теперь у объекта на месте «головы», некогда имел место быть искусственный мозг. Позитронный, как у Азимова, или еще какой, на ваше усмотрение, от силы вашего воображение зависящее. И по остаточным следам хитрых и сверхтонких цепей, подобно нервам, когда-то пронизывавших керамопластиковое или металлокерамическое «тело», компьютерная система «Навигатора» вывод оттелепатила: «искусственный организм, функционально не ограниченный специфическими программами и наделенный свободной волей сапиенса (предположительно на 99 процентов». В смысле, был наделенным.
Тут мне полная хрень в голову полезла. До оскомины надоевший штамп из невысокой пробы фантастических романов, исключая, пожалуй, только упомянутого здесь Азимова и неоднократно упоминаемого выше Станислава Лема, - цивилизацию роботов. Или постцивилизацию, где место вымерших биологических сапиенсов заняли искусственные организмы. Ерунда на постном масле. Даже не потому, что искусственный разум из-за технических сложностей невозможен - терпенье и труд со временем все перетрут, а потому что нахрен она кому нужна, такая цивилизация?